Блоггерша blau-kraehe (Синяя Ворона) написала пост об ошибках, которые, по её мнению, были совершены послесталинским руководством СССР и в итоге привели к восстановлению капитализма; в планах её также написать альтернативную историю, в которой, по всей вероятности, к власти придут правильные товарищи, которые не совершат ошибок и построят коммунизм. У меня есть известные сомнения в том, что сочинения альтернативки на тему "как надо" - это лучший способ анализа причин краха советской системы; я предпочитаю использовать для этой цели марксизм. Но о собственно Советском Союзе - в другой раз, сейчас взглянём на сам текст blau-kraehe, подход которого крайне характерен для мышления очень многих левых, особенно в отношении советских проблем.
Итак, в чём причина всех бед? В том, что руководство совершило ошибки:
Подобные вопросы не мной впервые заданы, и подробные ответы на на них даны уже очень давно, но, к сожалению, не всем левым известны.
Впрочем, Синяя Ворона не только говорит об ошибках от непонимания, но и пытается проанализировать причины, это непонимание породившие.
Читайте классиков. Читайте Плеханова. Это полезно, иначе придётся анализировать общественую действительность с помощью теорий XVIII века, преодолённых в веке XIX-м.
Итак, в чём причина всех бед? В том, что руководство совершило ошибки:
«Сейчас очевидно, что руководителями партии и Советов, авангардом то есть. были допущены фатальные, непоправимые ошибки. Ошибки случались и до 1956-57 года, но они не стали фатальными, их удавалось исправлять, или же их последствия не были абсолютно гибельными. После же этого момента куда ни ткни - все рассыпается, все валится, все становится только хуже»Почему оно их совершило? Из-за непонимания:
«Я думаю, что все это были именно ошибки, обусловленные полным непониманием происходящего, непониманием ситуации. Конечно, были те, кто понимал - но они после определенных событий к решениям на высоком уровне не допускались.
Все дело в том, что начиная с Революции, большинству руководителей СССР было достаточно очевидно: строится совершенно новое общество, имеющее крайне мало общего с прежним. <...>
Начиная же с момента Перелома это понимание исчезает. То есть вообще исчезает понимание того, что в СССР строится какой-то новый, иной мир.»
«...вот отсутствие марксистского анализа и привело к ситуации, когда руководители стали мыслить простыми житейскими категориями: вроде бы "у них лучше", так давайте сделаем "как у них".»И тут возникают вопросы. Куда и каким волшебным образом исчезло понимание? Почему поголовное обучение в советских школах с мощным марксистским уклоном их программ такого понимания не дало? Почему это понимание не усвоило громадное число людей, прошедших советские вузы, где марксизм изучался подробно и глубоко? Почему в неграмотной царской России к власти пришли грамотные марксисты, а в государстве с массовым образованием и марксизмом в качестве государственной идеологии грамотных марксистов или не было, или она были, но уже не имели власти?
Подобные вопросы не мной впервые заданы, и подробные ответы на на них даны уже очень давно, но, к сожалению, не всем левым известны.
«Как ни несомненно в указанных случаях действие личных особенностей, не менее несомненно и то, что оно могло совершиться лишь при данных общественных условиях. После сражения при Росбахе французы страшно негодовали на покровительницу Субиза. Она каждый день получала множество анонимных писем, полных угроз и оскорблений. Это очень сильно волновало г-жу Помпадур; она стала страдать бессонницей. Но она всё-таки продолжала поддерживать Субиза. В 1762 г. она, заметив ему в одном из своих писем, что он не оправдал возложенных на него надежд, прибавляла: «не бойтесь, однако, ничего, я позабочусь о ваших интересах и постараюсь примирить вас с королём». Как видите, она не уступила общественному мнению. Почему же не уступила? Вероятно, потому, что тогдашнее французское общество не имело возможности принудить её к уступкам. А почему же тогдашнее французское общество не могло сделать этого? Ему препятствовала в этом его организация, которая, в свою очередь, зависела от соотношения тогдашних общественных сил во Франции. Следовательно, соотношением этих сил и объясняется в последнем счёте то обстоятельство, что характер Людовика XV и прихоти его фавориток могли иметь такое печальное влияние на судьбу Франции. Ведь если бы слабостью по отношению к женскому полу отличался не король, а какой-нибудь королевский повар или конюх, то она не имела бы никакого исторического значения. Ясно, что дело тут не в слабости, а в общественном положении лица, страдающего ею. Читатель понимает, что эти рассуждения могут быть применены и ко всем другим вышеприведённым примерам. В этих рассуждениях нужно лишь изменить то, что подлежит изменению, например вместо Франции поставить Россию, вместо Субиза — Бутурлина и т. д. Поэтому мы не будем повторять их.
Выходит, что личности благодаря данным особенностям своего характера могут влиять на судьбу общества. Иногда их влияние бывает даже очень значительно, но как самая возможность подобного влияния, так и размеры его определяются организацией общества, соотношением его сил. Характер личности является «фактором» общественного развития лишь там, лишь тогда и лишь постольку, где, когда и поскольку ей позволяют это общественные отношения.
Нам могут заметить, что размеры личного влияния зависят также и от талантов личности. Мы согласимся с этим. Но личность может проявить свои таланты только тогда, когда она займёт необходимое для этого положение в обществе. Почему судьба Франции могла оказаться в руках человека, лишённого всякой способности и охоты к общественному служению? Потому что такова была её общественная организация. Этой организацией и определяются в каждое данное время те роли, — а следовательно, и то общественное значение, — которые могут выпасть на долю даровитых или бездарных личностей.»Итак, марксистский взгляд на историю состоит в том, что возможности отдельных лиц влиять на развитие общества обусловлены общественной организацией и соотношением общественных сил. Если Ворона таки напишет свою альтернативку, то для её достоверности мало будет заменить не понимающего марксизма Хрущева на Молотова или ещё какого идейно-правильного вождя, надо будет ещё и изменить огранизацию общества и соотношение сил в нём, то есть заменить Советский Союз 50-х годов на какое-то другое, в истории не существовавшее общество. В этом воображаемом обществе можно без проблем вообразить и строительство коммунизма, но я затрудняюсь понять, как такой полёт воображения поможет разобраться в той бренной реальности, которая дана нам в ощущениях.
Впрочем, Синяя Ворона не только говорит об ошибках от непонимания, но и пытается проанализировать причины, это непонимание породившие.
«СССР существовал не в вакууме, информация о жизни в зарубежных странах доходила, причем в первую очередь и в наиболее полном объеме она доходила до руководства страны.Кажется, пришла пора поправить Маркса: сознание определяется не общественным бытием, а информацией, которая доходит до элиты. Хорошо ещё, что не зловредной пропагандой вражеских "голосов". Впрочем, дело тут не только в том, что мнения элиты определяются получаемой ей информацией (в том числе и из других стран) и потом влияют на страну, но и в том, что само население страны хочет капитализма. Прокапиталистические мнения элиты влияют на страну, а желание буржуазных перемен в стране влияет на мнения. Что-то мне это напоминает.
И вот постепенно элитой начали овладевать следующие идеи (причем элитой как антисоветской - тут с самого начала все было ясно, так и собственно советской):
- Социализм, капитализм, какая в попу разница? Самое главное - это "как живет простой человек"(варианты - как развивается наука и техника, как вообще идет развитие).
- Раз у них там получается лучше, значит, надо не мудрить, а просто взять да и сделать "как у них". Не, ну так сразу не получится, конечно. Система же другая совсем. Но наверное, ошибочная система, раз у них (якобы) все уже прямо живут в загородных коттеджах с неработающими женами, а наши-то работяги даже некоторые еще в бараках (у них тоже есть в бараках, конечно или даже вообще бездомные - но это они сами виноваты, неэффективные лентяи).
То есть "прогнила вся система", надо менять. Постепенно. Вводить какие-то элементы, похожие на капиталистические "эффективные". Хозрасчет, например. Ориентация предприятий на прибыль. Постепенное встраивание в систему мировой торговли, специализация на вывозе сырья.»
«Скорее всего, все это делалось из искреннего убеждения: раз "у них лучше получается" (получалось ли лучше - другой вопрос, важно, что все были в этом убеждены), то и надо сделать "как у них".»
«К моменту моего взросления, к концу 80х это было общее народное убеждение, которое как-то носилось в воздухе. Причем не так,что люди"хотели капитализма", упаси боже. Нет, капитализм - это плохо! А вот "эффективные хозяева", "хозрасчет", конкуренция, рынок - это хорошо. Общим было убеждение, что "там у них" живут, несомненно лучше. И что у нас так-то уж плохо, так плохо, что прямо дальше некуда. "Перемен требуют наши сердца". Нет. конечно, были и здравомыслящие люди, их было даже, наверное, большинство. Но удельный вес "желающих перемен" все рос. И ведь об этом все громче говорили с экранов и в газетах - плоскими шуточками юмористов, прозрачными намеками на то. что "и так всем ясно".»
«Если идеи всякого данного человека определяются окружающей его средой, то идеи человечества, в их историческом развитии, определяются развитием общественной среды, историей общественных отношений. Следовательно, если бы мы задумали нарисовать картину «прогресса человеческого разума» и если бы мы не ограничились при этом вопросом — «как?» (как именно совершалось историческое движение разума?), а поставили себе совершенно естественный вопрос — «почему?» (почему же совершалось оно именно так, а не иначе?), то мы должны были бы начать с истории среды, с истории развития общественных отношений. Центр тяжести исследования перенёсся бы, таким образом, по крайней мере на первых порах, в сторону исследования законов общественного развития. Французские материалисты вплотную подошли к этой задаче, но не сумели не только разрешить её, а даже правильно поставить.
Когда у них заходила речь об историческом развитии человечества, они забывали свой сенсуалистический взгляд на «человека» вообще и, подобно всем «просветителям» того времени, твердили, что мир (т. е. общественные отношения людей) управляется мнениями (c'est l'opinion qui gouverne le monde). В этом заключается коренное противоречие, которым страдал материализм XVIII века и которое, в рассуждениях его сторонников, распадалось на целый ряд второстепенных, производных противоречий, подобно тому как банковский билет разменивается на мелкую монету.
Положение. Человек, со всеми своими мнениями, есть плод среды и преимущественно общественной среды. Это неизбежный вывод из основного положения Локка: по innate principles, нет врождённых идей.
Противоположение. Среда, со всеми своими свойствами, есть плод мнений. Это — неизбежный вывод из основного положения исторической философии французских материалистов: c'est l'opinion qui gouverne le monde (мир управляется мнениями. — Ред.).»
«...мы приходим к тому общему выводу, что государственное устройство обусловливается нравами, нравы же — государственным устройством. Но ведь это противоречивый вывод. Вероятно, мы пришли к нему вследствие ошибочности того или другого из наших положений. Какого же именно? Ломайте себе голову, сколько хотите, вы не откроете неправильности ни в том, ни в другом; они оба безупречны, так как действительно нравы каждого данного народа влияют на его государственное устройство и в этом смысле являются его причиной, а с другой стороны, они обусловливаются государственным устройством и в этом смысле оказываются его следствием. Где же выход? Обыкновенно в такого рода вопросах люди довольствуются открытием взаимодействия: нравы влияют на конституцию, конституция на нравы, — всё становится ясно, как божий день, а люди, не удовлетворяющиеся подобной ясностью, обнаруживают достойную всякого порицания склонность к односторонности. Так рассуждает у нас в настоящее время почти вся наша интеллигенция. Она смотрит на общественную жизнь с точки зрения взаимодействия: каждая сторона жизни влияет на все остальные и, в свою очередь, испытывает влияние всех остальных. Только такой взгляд и достоин мыслящего «социолога», а кто, подобно марксистам, допытывается каких-то более глубоких причин общественного развития, тот просто не видит, до какой степени сложна общественная жизнь.»
«Чтобы разделаться с этой путаницей, мы должны найти тот исторический фактор, который произвёл и нравы данного народа и его государственное устройство, а тем создал и самую возможность их взаимодействия. Бели мы найдём такой фактор, мы откроем искомую правильную точку зрения, и тогда мы без всякого труда разрешим смущающее нас противоречие.
В применении к коренному противоречию французского материализма это означает вот что: очень ошибались французские материалисты, когда, противореча своему обычному взгляду на историю, они говорили, что идеи не значат ничего, так как среда значит всё. Не менее ошибочен и этот обычный взгляд их на историю (c'est l'opinion qui gouverne le monde) (мир управляется мнениями. — Ред.), объявляющий мнения главной, основной причиной существования всякой данной общественной среды. Между мнениями и средой существует несомненное взаимодействие. Но научное исследование не может остановиться на признании этого взаимодействия, так как взаимодействие далеко не объясняет нам общественных явлений. Чтобы понять историю человечества, т. е. в данном случае историю его мнений, с одной стороны, и историю тех общественных отношений, через которые оно прошло в своём развитии, с другой, — надо возвыситься над точкой зрения взаимодействия, надо открыть, если это возможно, тот фактор, который определяет собою и развитие общественной среды, и развитие мнений. Задача общественной науки XIX века заключалась именно в открытии этого фактора.»Потом начинается самое интересное - французские историки времён Реставрации, утописты, немецкие философы и собственно Маркс с Энгельсом.
Читайте классиков. Читайте Плеханова. Это полезно, иначе придётся анализировать общественую действительность с помощью теорий XVIII века, преодолённых в веке XIX-м.
