Обмазался его речью о казни короля - винрар лютейший, всё, что говорили Маркс-Энгельс-Ленин о революционном прагматизме, у Робеспьера ужу сказано в блестящей форме. Конечно, у марксистов есть то громадное преимущество, что они говорят о классовых противоречиях, а Робеспьер - об абстрактном "народ vs. тираны", но когда стороны конфликта зафиксированы, логика действий универсальна.
В процессе, разумеется, была размазана дешёвая демагогия судебного формализма и лживого гуманизма:
Мы ссылаемся на формальности потому, что у нас нет принципов; мы хвастаемся чуткостью потому, что нам не хватает энергии; мы кичимся ложной гуманностью потому, что чувство истинной человечности нам чуждо; мы благоговеем перед тенью короля потому, что не умеем уважать народ; мы испытываем нежные чувства к угнетателям потому, что к угнетенным относимся бессердечно.
и вполне логично развита тема смертной казни, против которой Робеспьер, как известно, на ранних этапах революции выступал:
Что касается меня, я ненавижу смертную казнь, которую расточают ваши законы, и я не испытываю в отношении Людовика ни любви, ни ненависти: я ненавижу лишь его злодеяния. Я обратился с требованием об отмене смертной казни к Собранию, которое вы все еще называете учредительным, и не моя вина, что основные положения разума были восприняты этим Собранием как нравственные и политические ереси. Но если вам никогда не приходило в голову опротестовать эти законы, чтобы смягчить участь стольких несчастных, в преступлениях которых виновато скорее правительство, чем они сами, что заставляет вас вспомнить об этом лишь тогда, когда речь идет о защите величайшего из преступников? Вы просите сделать исключение и не применять смертную казнь в отношении того динственного,' кто может служить ей оправданием?
Да, смертная казнь, как правило, преступление, по той лишь причине, что, исходя из незыблемых основ природы, она может быть оправдана только в тех случаях, когда она необходима для безопасности лиц или общества. Общественная безопасность, однако, никогда не требовала применения смертной казни в отношении обычных преступлений, потому что общество всегда может предупредить их другими средствами и лишить преступника возможности ему вредить. Король, свергнутый с престола, и революция, далеко еще не упроченная законами; король, одно имя которого навлекает на встревоженную нацию бедствие войны,— ни тюрьма, ни изгнание не могут сделать его существование безопасным для народного благополучия; и лишь характер его преступлений является причиной этого жестокого, допускаемого правосудием исключения из обычных законов. Я с сожалением произношу эту роковую истину... Но Людовик должен умереть, чтобы здравствовало отечество. Если бы народ наш был кротким, свободным, если бы он пользовался уважением как у себя в стране, так и за рубежом, тогда бы можно было прислушаться к тем, кто советует вам проявить великодушие. Но народ, у которого после стольких жертв и стольких сражений до сих пор оспаривают его свободу, законы которого неумолимы лишь к беднякам, и в среде которого преступления тирании служат предметом для публичного обсуждения — этот народ должен стремиться к отмщению.Текст я копипастил из дежавюшки, в интернетах есть тут.
