Планета без будущего

Нет ничего опаснее, как воображение прохвоста, не сдерживаемого уздою и не угрожаемого непрерывным представлением о возможности наказания на теле.

- Щедрин

Вы программируете стандартного суперэгоцентриста. Он загребет все материальные ценности, до которых сможет дотянуться, а потом свернет пространство, закуклится и остановит время.

- Стругацкие 

Полвека назад развитие человечества достигло удивительных высот. Огромные успехи науки и техники дали власть над природой, а борьба трудящихся освободила общество. Впервые в истории большинство людей могло жить, не боясь голода и насилия, народы сбрасывали иго угнетения, а люди освобождались от многовекового гнёта ограничений и предрассудков. Свободная мысль не знала преград, и казалось, что уже достигнутое - это лишь начало пути, на котором мир ждут невиданные чудеса и возможности. Вместо этого всё исчезло, рассеялось в прах. Развитие сменилось застоем, который перешёл в деградацию. Наука и техника не развивались, а лишь кое-как использовали достижения прошлого. Триумф разума сменился отупением и одичанием. Культура мертва, никто уже не может и не хочет создавать и творить. Стремление развиваться сменилось стремлением наслаждаться и навечно продлить настоящее,а затем общество вовсе утратило любое понимание смысла и цели. Свобода сменяется всесторонним подавлением человека и общества. Загнивание и деградация сменились безумным царством вирусного фашизма, а сейчас старый мир гибнет в хаосе и пламени. И при всём этом не видно сил, которые боролись бы против сползания к катастрофе.

Причина катастрофы - неолиберальный капитализм. Про неолиберализм написано много, но при страшном отупении последних лет полезно вспомнить основные вещи, а ход событий требует иначе расставить акценты.

История и политэкономия

Громадные успехи середины XX века создали в умах стремление больше не работать с прежним напряжением, но несколько расслабиться и пожать плоды достигнутого. Это желание разделяли массы как Запада, так и соцлагеря, захваченные в изрядной мере мелкобуржуазными потребительскими настроениями. С другой стороны, и буржуазия Запада, и советская бюрократия чувствовали в высоких темпах прогресса угрозу своему положению. Некоторое замедление прогресса было неизбежным и имело под собой объективную основу: в революционные эпохи прогресс движется громадными темпами, но когда задачи революции решены, развитие становится менее быстрым. Возможно, само по себе это замедление и не несло очень уж крупной угрозы, но в дело вмешались другие факторы.

В середине XX века борьба угнетённых народов во главе с Советским Союзом разрушила мировую систему империализма. Более того, её разрушение было основой развития общества в то время. Но когда ранее угнетённые народы освободились, они всё равно были отсталыми. Они были не только не готовы к социализму, но и капитализм для них был весьма прогрессивен. Они имели множество дешёвой рабочей силы, разрушение империализма устранило преграды для их развития, и поэтому туда устремился западный капитал. Там началось бурное развитие промышленности, которое дало западному капиталу громадную мощь, которую он использовал для обеспечения своего политического господства.

Буржуазия никогда не забывала 1917 год, и вся революционная эпоха наполнила её ужасом, для избавления от которого она была готова пойти на всё. Огромные прибыли от эксплуатации Третьего мира она щедро тратила на предотвращение революционной угрозы, выстроив для этой цели сложнейшую и изощрённейшую мировую систему. Эти три элемента - индустриализация ранее слаборазвитых стран, паразитирование на достижениях прошлого и переустройство общества для полного господства буржуазии - причудливо переплетаясь, стали основой неолиберальной системы.

Основой была индустриализация слаборазвитых стран. Любое общественное устройство может быть устойчивым, только если оно способствует развитию производительных сил, и неолиберализм добился здесь заметных успехов. Скажем, производство стали в мире выросло с 770 миллионов тонн в 1990 году до 1874 миллионов тонн в 2019-м, производство электроэнергии - c 11800 тераватт-часов в 1990-м до 27000 тераватт-часов в 2019-м. Сотни миллионов людей переезжали из деревень в города, из крестьян превращались в промышленный пролетариат и клерков, переходили из крайней бедности к относительному достатку, получали образование, вообще приобщались к цивилизации.

Нужно понимать политэкономию этого процесса. Ключевое ограничение капитализма - это тенденция нормы прибыли к понижению: чем более технически развитым является производство, тем бо́льшую долю стоимости продукции составляет доля использованных машин и тем меньшую - доля труда. Но так как именно за счёт эксплуатации рабочей силы капитал получает прибыль, то технический прогресс ведёт к понижению нормы прибыли. Далее, так как в экономическом механизме неизбежно сосуществуют отрасли с бо́льшим и меньшим уровнем механизации и автоматизации, то и получаемые в них прибыли оказываются разными, затем выравниваясь в среднюю прибыль.

В середине XX века на Западе была создана мощная и технологически сложная промышленность, и таким образом на капитал начала давить тенденция нормы прибыли к понижению. С 70-м годам все резервы прежней модели были исчерпаны, и она требовала либо перехода к ещё более технологичным отраслям, - а значит и ещё большего отхода от капитализма - либо иного пространства для роста. Тенденция нормы прибыли к понижению - это не абсолютный закон, её можно обойти множеством способов, и, в частности, выходом на новые рынки. И освободившиеся от колониального хлама более отсталые страны предлагали эти рынки в изобилии.

Поэтому западный капитал, отчасти изгнанный при крушении колониализма, должен был вернуться в новой форме. Ещё в 60-х открылось богатое поле в подчинённой военной диктатуре Бразилии, в 70-х капитал хлынул в Египет, и его были готовы принять многие другие страны. Но сперва надо было преодолеть внутренние препятствия. Прогрессивные элементы, существовавшие на самом Западе, мешали неограниченной экспансии. Именно в победе капитала над ними и стоит, видимо, искать причины кризиса 70-х. Прежние методы государственного регулирования рекомендовали печатать деньги, которые должны были стимулировать экономический рост. Но в 70-х этот ранее испытанный сценарий не сработал, и напечатанные деньги просто вызвали инфляцию без экономического роста. Капитал не хотел развития по прежней модели и объявил ей войну. С другой стороны, кризис показывал, что кейнсианская экономическая модель себя и правда исчерпала, и от неё надо было двигаться или вправо, или влево. Но сил для сдвига влево не было, массы были заражены мещанскими потребительскими настроениями, организации от социал-демократов до коммунистов не были ни радикальными, ни последовательными в борьбе против капитализма и продавались буржуазии при первом же удобном случае.

Более того, вся западная левизна в значительной мере основывалась на существовании Советского Союза и на том давлении, которое он оказывал на Запад. Но социалистические элементы в СССР и сами в огромной мере зависели от того, что он боролся с Западом, выполняя задачи национально-освободительной революции и прокладывая пути для модернизации. К 70-м годам задача была решена, в стране была создана мощная промышленность, а ракетно-ядерный щит гарантировал безопасность. Благодаря этому началась разрядка, противостояние с Западом ослабело, а значит ослабело и давление на Запад, сдвигавшее его влево. Лишившись поддержки извне и не имея внятной организации и программы, западные левые были разгромлены. Сперва кризис 70-х расшатал их позиции, а с победой Рейгана и Тэтчер правые перешли в контрнаступление. Были сокращены социальные выплаты и подорвано влияние профсоюзов, что было оформлено в разгроме забастовок авидиспетчеров в США в 1981-м и английских шахтёров в 1984-85 гг. Когда же профсоюзы были разгромлена, всё остальное решалось чисто экономическим давлением - высокооплачиваемые рабочие Запада не выдерживали конкуренции с дешёвой рабсилой Третьего мира. Кое-где победа неолиберализма была не столь полной - во Францию он пришёл позже и не столь радикально, в Северной Европе размах неолиберальных реформ был не столь велик, да и вообще в континентальной Западной Европе в значительной мере уцелели традиционные профсоюзы, трудовые права и система социального обеспечения. Но это были мелочи на фоне мирового масштаба, который приобрёл неолиберальный капитализм.

Затем настал черёд соцлагеря. Элементы социализма в нём в значительной мере были порождены нуждами буржуазной революции, национального освобождения и модернизации. Когда эти задачи были решены, социализм ослабел. Капитализм был преодолён достаточно, чтобы подорвать соответствующую мотивацию в экономике, но и массы не были достаточно сильны и сознательны, чтобы двигать общество вперёд. Экономикой руководила лишённая опоры бюрократия, и начались застой и гниение. Под их прикрытием шла реакция - внедрение рыночных элементов сверху и мелкое частное производство снизу. При этом экономика соцлагеря также попала под экспансию Запада. Советский Союз активно торговал нефтью и газом, одновременно закупая промышленное оборудование, тем самым превращаясь в сырьевой придаток Запада, страны Восточной Европы брали на Западе кредиты. Расширение экономических связей с Западом создавало его агентуру внутри соцлагеря. Наконец реакция победила, и переродившаяся бюрократия при значительной поддержке масс восстановила капитализм.

Создающийся новый правящий класс нуждался в опоре и потому пошёл на полную капитуляцию перед Западом, чтобы тем самым получить поддержку для насаждения реакции внутри страны. Это привело к невиданной консолидации капитализма. Сперва капиталисты объединились после Второй мировой, чтобы эффективнее противостоять соцлагерю, а затем и сам бывший соцлагерь попал под их власть. Тем самым капитализм стал единой общемировой системой с централизованным политическим руководством. Ему подчинялась единая экономика, состоявшая из нескольких частей. Во-первых центр - Запад, где сохранялась высокотехнологичная промышленность, во-вторых страны с дешёвой рабочей силой, где Запад развивал промышленность. Туда переносились самые трудоёмкие производства, прибыль от которых перераспределялась в пользу высокотехнологичных отраслей на Западе. Таким образом был возможен одновременный рост производства в связанных отраслях Запада и Третьего мира. Наконец, существовала обширная периферия, которая дожидалась своей очереди на освоение капиталом, снабжала Запад мигрантами и подвергалась ограблению.

Итак, всё играло на руку капиталу, всё увеличивало его экономическую и политическую мощь. И он решил не просто использовать эту мощь для увеличения прибылей, но всесторонне перестроить общество всей планеты так, чтобы сделать вечным и своё политическое господство. На экономическом базисе всемирного капитализма родилась удивительная общественная структура, отвратительная и одновременно по-своему гармоничная, хаотичная и при этом крайне стабильная, неэффективная, попиравшая все стандарты рациональности и при этом разраставшаяся всё шире. Миром начали править паразитизм и реакция.

Паразитизм и реакция

Революции XX века так напугали буржуазию, что она была готова на всё, лишь бы спастись от этой опасности. Развитие производства в отсталых странах дало широчайшую опору для реакции. Объединение отсталых и развитых стран в единую мировую систему давало как бы сообщающиеся сосуды, где в отсталых странах шло развитие, зато в развитые страны проникала реакция. Производство должно развиваться, это основной закон существования общества, но можно заменить интенсивное развитие, где возникают более сложные формы техники и которое несёт угрозу для капитализма как такового, на развитие экстенсивное, где уже известные формы производства переносятся в более отсталые районы. А за счёт огромных прибылей, извлечённых в Третьем мире, можно насаждать реакцию в более развитых странах.

Процесс шёл с огромным размахом и проявился особенно ярко в бывшем соцлагере. Раз промышленные рабочие - главный враг капитала, то этого врага нужно устранить как класс, и для этого можно даже разрушить промышленность. Чубайс не зря говорил, что каждый приватизированный завод - это гвоздь в крышку гроба коммунизма, а экономическая целесообразность не имеет значения. Международная буржуазия была готова пойти на любые разрушения, лишь бы укрепить своё господство, и это обернулось уничтожением производства в чудовищных масштабах. Громадная высокоразвитая промышленность, наука и культура, социальные гарантии и достойная жизнь людей, - всё это обратилось в хаос и прах во имя всевластия капитала.

На Западе происходило нечто похожее, но мягче, поскольку в штаб-квартире международного капитала нужно было избежать лишних потрясений. Но промышленность также разрушалась вовсю. Говорили, что дело лишь в том, что производство выводится в страны с дешёвой рабочей силой. Отчасти это так и было, но всё же перенос производства, сопряжённый с большими капитальными инвестициями, - дело очень дорогое, и зачастую капитал шёл на него не только ради непосредственной выгоды, но и чтобы подорвать позиции профсоюзов и сократить численность рабочего класса как такового. При этом достаточное количество системообразующих технологичных производств сохранялись на Западе, чтобы обеспечить перераспределение прибыли из трудоёмких производств и вообще контроль над развивающимися странами.

Капитал не только разрушал базу классового врага, но и создавал собственную базу. В левой литературе этот фактор недооценивают. Разговор о неолиберальных реформах обычно сводится к описанию того, как была приватизирована и разграблена государственная собственность, разрушена промышленность, сокращены социальные программы и доведён до крайней бедности народ. Но капитал строил своё, пусть и уродливое, здание на этих руинах, не жалея полученных в Третьем мире средств на подкуп массовки. Мелкая буржуазия всегда была надёжной опорой капитализма, поскольку мелкие буржуа не мыслят жизни без рынка и частной собственности. Но развитие капитализма неизбежно разоряет мелких буржуа. Крупный капитал искусственно остановил и даже обратил вспять эту тенденцию. Мелких буржуа холили и лелеяли, их освобождали от налогов и давали им льготные кредиты, пропаганда выдавала жизнь мелкого буржуа за идеал. К традиционным самозанятым мелким буржуа присоединялись наёмные работники с близким статусом. Доходная специальность вроде айтишника или просто проживание в привилегированном регионе капиталистической системы - это тоже капиталец, который вырабатывает у владельца мелкобуржуазную психологию. Таким образом была создана громадная мелкобуржуазная масса, которая и сделала капитализм невиданно устойчивым.

Мировое владычество капитала открывало широкий простор для манипуляций. Подчинение всего мира единому центру, от которого зависело всякое развитие, создало громадный избыток рабочей силы, которым неолиберальный капитал воспользовался, чтобы раскалывать и подчинять народы. Возникла причудливая система международной иерархии, где разные части постоянно боролись между собой за возможность стать более привилегированными слугами капитала. Разные страны конкурировали за привлечение иностранного капитала, поскольку развиваться своими силами они не умели. Мигранты конкурировали с местным населением, разные группы мигрантов конкурировали между собой, равно как и местные из разных регионов одной и той же страны. Неравномерность развития и распределения богатства, подкреплённые политическими и культурными барьерами, создавали иерархию, где надо было постараться, чтобы подняться повыше. Люди едут из провинции в Москву, из Третьего мира в первый, нелегальные и временные мигранты могут становиться легальными и постоянными, легальные мигранты могут приобрести гражданство более богатых стран, - все эти шаги объективно улучшают доходы и качество жизни, а для их совершения нужно добиться благосклонности капитала. Таким образом люди и целые народы привыкают, что всё их благосостояние зависит от милостей неолиберальной буржуазии, теряют чувство собственного достоинства, способность самостоятельно мыслить и действовать и превращаются в холуёв, готовых во всём угождать хозяевам.

Важнейшим и крайне недооценённым источником реакционной мерзости стал женский вопрос. Освобождение женщин от патриархального угнетения в изрядной мере совпало с наступлением неолиберальной реакции. В результате настоящего освобождения не случилось, и женщин, которых продавали мужчины, заменили женщины, которые продают себя сами. Красивое женское тело - это капиталец, который можно продать или путём открытой проституции, или гораздо более выгодным путём проституции скрытой, найдя себе партнёра побогаче, или в мягкой форме, найдя работу получше благодаря привлекательной внешности. Прибавим сюда архаичный домашний труд, который в изрядной мере сохранился и выполнялся женщинами, рождение и раннее воспитание детей - занятие, доступное только женщинам и пусть плохо, но оплачиваемое. Продажа своего тела и привлекательности, примитивный мелкий труд - всё это создавало мелкобуржуазную эгоистическую психологию, которой охвачена значительная часть женщин. С другой стороны, мужчины часто с энтузиазмом покупают женщин, поощряя эту порочную практику. В результате рынок и мелкобуржуазный эгоизм проникают даже в самые личные стороны жизни, и не только на работе, но и у себя дома люди становятся рабами капитализма.

Реакция тесно переплеталась с паразитизмом. Реакционерам досталось сложное высокоразвитое общество, и они принялись его грабить, обогащая себя и уничтожая опасные им прогрессивные элементы. Форм паразитизма было множество. Можно использовать старую инфраструктуру, не совершенствуя и не ремонтируя её, использовать старое оборудование, не обновляя его, использовать старые научно-технические разработки, не занимаясь развитием новых. Прибыльнейший источник паразитизма связан с использованием рабочей силы. Можно не вкладываться в образование, используя кадры, подготовленные в прошлом, и кадры, завезённые из других стран, заодно подпитывая систему международной иерархии, и не вкладываться в воспроизводство рабочей силы как таковой, опять же используя уже имеющиеся кадры и мигрантов. Рождаемость падает по всему миру, показывая масштаб этого явления. Помимо такого рода паразитирования на будущем можно паразитировать на прошлом, истребляя бедностью и плохими условиями стариков, которые честно трудились всю жизнь, надеясь на спокойную старость. Юность и старость составляют значительную часть человеческой жизни, и в это время люди потребляют, не производя. Если истребить стариков и прекратить рожать детей, если не тратиться на капитальные вложения и инфраструктуру, то высвободятся колоссальные средства, которые пойдут в карманы паразитов, а проблемы от этого вполне проявятся лишь спустя десятилетия.

С паразитированием на прошлом и будущем совмещалось паразитирование на современниках. Промышленность сосредотачивалась в Азии, соответственно азиатские рабочие должны были работать за весь мир, а остальные во многом существовали за их счёт. Прежде всего паразитическое существование вёл Запад, куда уходила значительная часть прибылей из других стран. Но и другие страны имели свою долю от планетарной системы паразитизма. Приближённым сателлитам Запада доставалась некая доля прибылей. Много стран торговали нефтью по крайне завышенным ценам. В каждой стране паразитическое существование вёл крайне разросшийся слой офисных работников, занятых непонятно чем, и мелкая буржуазия, которую крупный капитал подкармливал в политических целях.

Очевидно, система, где полезным трудом занята лишь небольшая часть человечества, а остальные паразитируют на них, крайне неэффективна. Тем более даже паразиты не могут вести вполне праздное существование и вынуждены имитировать труд, поскольку в ходе этой имитации они доказывают свою лояльность правящему классу. Было бы гораздо эффективнее возложить полезный труд на всех, чтобы работать можно было гораздо меньше, а оставшееся время посвятить досугу. Но капиталисту гораздо лучше, чтобы все крутились по 8 или даже 12 часов как белка в колесе, не имея возможности толком отдохнуть и подумать о своей жизни, чтобы множество паразитов, всецело зависящих от капитала, укрепляли его власть и служили опорой против промышленных рабочих. Если же люди будут работать по 4 часа, а в свободное время самосовершенствоваться и думать о наилучших путях развития общества, то это будет очень плохо, поскольку они могут додуматься обойтись без капиталистов. Для безопасности буржуазии народ должен деградировать.

Моральная и культурная деградация

Гнилой экономический базис закономерно порождал гнилых людей - собственно для этого его и создавали. Если люди заняты полезным производительным трудом, они приобретают здравый смысл, чувство собственного достоинства и вес в обществе, которые позволяют им успешно бороться за свои интересы. Если общество движется вперёд, то люди, которые обеспечивают это движение, становятся сильными и разумными, а значит могут переустроить общество на разумных началах. Конечно, всё это опасно для буржуазии, а потому ей нужно ровно противоположное.

Общество должно перестать развиваться, чтобы умных и активных не было, а отупевшие от застоя обыватели не представляли угрозы для капитала. Люди должны всецело зависеть от капитала и считать, что они получают средства для жизни не за полезный и необходимый обществу труд, а за лояльность правящему классу. Именно для этого была построена громадная куча абсурдного и реакционного хлама, именно для этого насаждались самые уродливые общественные явления и плодился вездесущий паразитизм. Паразит всецело предан хозяину, от которого зависят все его доходы, и не только не взбунтуется, но и готов бороться за интересы хозяина против любой угрозы. Поскольку на место горизонтальных связей между людьми, совместно занятыми полезным трудом, приходили связи лакеев и хозяев, то люди разобщались и атомизировались, превращаясь в одиночек, соперничающих между собой за хозяйскую милость.

Системообразующий паразитизм делал паразитическими даже вроде бы полезные занятия. Ведь в народном хозяйстве существуют элементы системообразующие и элементы обслуживающие, и обслуга паразитов также была частью паразитической системы. Труд учителей и врачей полезен, если они учат и лечат тех, кто занят производительным трудом. Но если они учат и лечат паразитов, то их труд по существу становится бессмысленным и деградирует. Обучение превращается в бессмысленный ритуал, призванный давать заработок учителям, занимать время "обучаемых" паразитов и продавать им статус "образованных". Медицина не лечит людей, а только вытягивает частные и государственные деньги в карманы врачей и медицинского бизнеса. Сфера обслуживания, работники супермаркетов, дворники, парикмахеры и прочие, по форме заняты полезной деятельностью и свободны от деградации, но по существу также оказываются частью паразитической экономики и поэтому не могут бороться против неё.

Наука закономерно пала жертвой деградации. Если интенсивное развитие с созданием принципиально новых технологий заменено экстенсивным, где старые технологии просто внедряются в отсталых странах, то настоящая наука, призванная открывать новое, уже не нужна. Достаточно иметь специалистов, которые разбираются в уже накопленных знаниях и поддерживают достигнутый уровень производства - по существу простых исполнителей, обученных действовать по шаблону, но не привыкших думать.

Наука требует денег и существует только в связи с производством, которое контролируется буржуазией и буржуазным государством, а учёных готовит система образования, которую контролирует то же государство. Человек - общественное животное и не может делать хорошие и полезные вещи, если они не нужны обществу. Учёный существует в буржуазном обществе и воспринимает его ценности, если только им нет противодействия. Поэтому деградацию учёных и инженеров обеспечить было несложно. Нужно не давать им нормального образования, которое позволило бы сформировать широкую и целостную картину мира, а вместо этого учить лишь узкой специальности да забивающему мозги бессмысленному мусору. Нужно поощрять послушных, подавляя и изгоняя непокорных. Нужно выделять деньги на исследования и просто на жизнь только за темы, удобные правящему классу. Нужно поддерживать атмосферу постоянного стресса, которая обеспечит покорность и не оставит времени и сил на то, чтобы думать крамольные мысли.

Это разлагающее действие почти убило настоящую науку, призванную изучать мир и покорять силы природы. То, что осталось, способно лишь поддерживать необходимый для работы производства технический уровень да делать небольшие улучшения. К этому прибавляется огромных масштабов бессмысленная и паразитическая имитация деятельности. Занятые в фундаментальной науке учёные должны постоянно выпускать огромное количество никому не нужных статей, в лучшем случае тривиальных, а в худшем просто ошибочных. Всё это нужно для борьбы за временные гранты и временные позиции, вынуждающей постоянно крутиться как белка в колесе, не имея возможности спокойно жить и думать. Свободные творцы превращаются в забитых и послушных исполнителей.

Создание новой техники заменено выпуском старой техники в новых упаковках и с новым дизайном. Все исследования и усовершенствования носят узкоспециальный характер, причём даже в этих узких областях речь идёт не о масштабном прогрессе области в целом, а лишь о мелких и запутанных деталях. Системный подход и ясность мысли не приветствуются, во всём царит позитивизм, который запутывает мысль в разрозненных мелочах. В такой системе даже и хороший узкий специалист не может обеспечить серьёзного прогресса в своей узкой области. Выходя за пределы этой узкой области, он становится обычным буржуазным обывателем, который не может разобраться ни в новых областях знания, ни в общественных проблемах, и просто повторяет пошлую буржуазную пропаганду. Помимо хороших специалистов существует множество бездарей, которые лишь имитируют деятельность, разлагающе действуя на нормальных людей. Временная занятость и абсурдные бюрократические требования создают атмосферу постоянной неустойчивости и напряжения. Всё это нужно, чтобы держать систему под контролем. Даже поддержание уже накопленных знаний требует мысленной деятельности, которая потенциально опасна для правящего класса, и поэтому возможные источники крамолы нужно подавлять непрерывными унижениями.

Гнило и образование. В любом классовом обществе главная задача системы образования - обучить людей покорности правящему классу. Но если от людей ожидается некая полезная деятельность, то обучать приходится и ей, так что образование имеет известный смысл. Иное дело - с паразитами. Паразитов не нужно ничему учить, поскольку никто не ждёт, что они будут что-то делать. Нужно лишь отбить у детей врождённые свободолюбие и свободомыслие, превратив их в покорное и ничего не соображающее стадо. Знаний им не надо. О целях говорили открыто: "высшая математика убивает креативность", "нам не нужен человек-творец, нам нужен квалифицированный потребитель". Соответственно школьников ничему не учили, и народ закономерно тупел. Параллельно с этим шло усиление мелочного контроля со стороны учителей и родителей, так что дети вообще теряли способность самостоятельно распоряжаться своей жизнью и превращались в удобных правящему классу рабов. Деградация школы шла в неразрывной связи с деградацией учителей: самостоятельных, думающих и способных научить думать изгоняли, покорных и глупых поощряли. Параллельно образование стало инструментом продажи общественного статуса: готовые платить богатые родители покупали своим детям репетиторов, хорошие школы и обучение в престижных вузах. Учителя, получающие с этого свою долю, тем самым учились обслуживать богатых.

Чудовищно деградировало искусство. Настоящее искусство показывает красоту и гармонию, а значит человек, воспринявший его идеалы, немедленно заметит уродство общества. Настоящее искусство пробуждает высокие чувства и стремление делать мир лучше, а значит воспитанные им люди опасны для правящего класса, который опирается на всевозможные мерзости. Поэтому настоящее искусство по возможности угнеталось или уродовалось так, чтобы сделать его менее опасным. Изобразительное искусство деградировало до крайности. Живопись свелась к абстрактному убожеству, и хотя хотя все его презирают, оно по-прежнему имеет щедрых спонсоров из правящего класса, которым выгодна пропаганда безыдейности и абсурда. Архитектура, которая всегда наиболее наглядно выражало общественное мировоззрение, свелась к хаотичному куче примитивных и неестественных форм, выражающей хаос и неестественность современного общества. Литература фактически перестала существовать как фактор общественного сознания, книги давно уже не вызывают общественного резонанса, да и читает народ всё меньше и меньше. Даже в жёсткие каноны оперы проник абсурд, и хотя музыка остаётся неизменной, но представление по возможности опошляют современными костюмами и декорациями. Везде и всюду господствует постмодернизм, провозгласивший нормой отсутствие смысла и целостности.

Деградировали даже те области искусств, которые традиционно удовлетворяли обывательские вкусы. Обыватель чужд возвышенному, но имеет здравый смысл и минимальные стандарты качества, которым уже перестала соответствовать современная дрянь. Современный мир не умеет создавать даже развлекательное кино. Фильмы, которые раньше справедливо критиковали за примитивизм и неестественность, но которые во всяком случае вызывали простые и здоровые эмоции, кажутся порой шедеврами на современном фоне. То же самое и с музыкой: нехитрая попса прошлых лет оказывается неизмеримо выше современных откровенно патологичных изделий.

Серость и никчёмность безраздельно царят на всех уровнях общества. Государствами правят безликие ничтожества, капиталами владеют жулики и аферисты. Уничтожено всякое понятие о прогрессе, смысле деятельности и общественной пользе. Даже там, где осмысленная деятельность ведётся, внедрено огромное количество нелепых ограничений и царят безумные "эффективные менеджеры". Тем самым даётся прокорм новым паразитам, а люди, занятые полезным содержательным трудом, оказываются постоянно забитыми и униженными, а значит безопасными для паразитической системы. Социальные лифты забиты наглухо, любое ничтожество, пробравшись наверх, будет сидеть там вечно, и никакие энергия и талант не помогут продвижению. Люди теряют веру не только в общественные, но и в личные успехи и впадают в безнадёжную пассивность. Былая свобода мыслей и нравов сменяется напором лицемерия и ханжества.

На пропаганду деградации, которая идёт сверху, отвечает добровольное одичание масс. Вообще говоря, им никто не мешает приобщаться к культуре, цензура по историческим меркам крайне слаба, а в интернете можно найти любую информацию. Но обыватели уже слишком деградировали, утратили связь с любыми возвышенными идеалами и их боятся - настолько далеко те отстоят от обывательского убожества и настолько болезненным и сложным должен быть путь обывателей в этом направлении.

Моральное разложение масс завершилось беспрецедентным успехом, когда абсолютное большинство населения планеты превратилось в добровольных рабов, глупых, разобщённых, пассивных и покорных. Люди не читают, люди не думают, люди не действуют. Им не интересно знать, как устроен мир, и они не хотят его изменить, они не хотят созидать и творить, они не беспокоятся о цели и смысле своего существования и существования общества в целом. Заработать побольше денег и потребить побольше материальных благ - вот все их заботы, но даже жадность и потребительство слабеют и теряют силу. Жизнь обывателя бессмысленна, он ничего не хочет и ни к чему не стремится, кроме как только забыться и выбросить из головы пустоту своего существования и абсурдность мира вокруг.

Большинство людей по существу превратилось в лёгких наркоманов. Всеобщая интернет-зависимость, забивающая головы постоянным потоком информационного мусора, компьютерные игры, порнoгpафия, мaриxуана - всё это занимает огромное место в жизни современного общества, помогая людям сбежать от непрерывного стресса и дискомфорта абсурдной жизни в абсурдном обществе. Люди разобщены, они не только не умеют объединяться для политического действия или совместно обсуждать общественные проблемы, но даже и бытовые дружба и любовь слабеют. Рождение детей капиталу не нужно, мужчин и женщин сознательно стравливают между собой, и семьи разрушаются и отмирают. Огромная толпа испуганных и бессильных одиночек просто увлекается бурей общественного развала.

Полувековая деградация шла невиданными темпами, но всё же она разворачивалась постепенно. Всё начиналось с общества, где научно-технический прогресс шёл огромными темпами, где ценились труд и знания, где люди понимали цели как своей жизни, так и общества в целом, и были готовы бороться за лучшую жизнь. Довести такое общество до нынешнего всеобщего скотства было непростой задачей.

Началось всё со стремления не работать с прежним напряжением, расслабиться и насладиться жизнью. Росли потребительские настроения, люди, которые раньше охотно занимались созидательным трудом, теперь работать уже не хотели, а те, кто не хотел работать и раньше, почувствовали перемену обстановки и подняли головы. Одновременно загнивали и государственные структуры, которые раньше отвечали за развитие общества. Это усиливало давление на тех, кто ещё сохранял верность прежним идеалам: они не находили ни понимания со стороны окружающих, ни поддержки сверху, без которой в обществе крупной промышленности заниматься созидательным трудом нельзя. Деградация шла полным ходом начиная с 70-х годов, но до некоторых пор это было ещё по сути здоровое общество, в котором лишь назревали патологические симптомы.

Накопив силы и ослабив прогрессивные элементы, реакция перешла в открытое наступление. На Западе это случилось во времена тэтчеризма и рейганомики, в соцлагере - в перестройку. Сложно представить нелепое сочетание абсолютно несовместимых элементов, господствовавшее в идеологии тех времён. Дремучая реакция требовала полной власти, причём стремилась даже не к усилению капиталистической эксплуатации трудящихся, а просто к паразитическому уничтожению производства и иных прогрессивных элементов. И в то же время эта реакция рядилась в одежды прогресса, а её противники представлялись реакционерами. Более того, на стороне реакции было множество людей, занятых полезным трудом, промышленных рабочих, инженеров, учёных, деятелей культуры. Все они воображали, что, поддержав реакцию, смогут вновь вернуться к утраченным было темпам прогресса. Культура этого периода была ещё живой и сильной, хотя был явным агрессивный индивидуализм, предвещавший победу дикого капитализма. Общество тоже было ещё живым, полным сил, сохранявшим прогрессивные воззрения и верившим в будущее.

Но вот реакция победила. Советский Союз пал, и иллюзии тут же развеялись, обнажив страшную правду. Никакой прогресс уже был не нужен, и не нужна была культура. Нормальные люди с изумлением понимали, что их честный созидательный труд никому не нужен, а героями общества стали откровенные паразиты. В бывшем соцлагере со страшной силой развернулась деиндустриализация, уничтожение любых сколько-нибудь передовых форм техники, науки и культуры. На Западе было то же самое, но менее масштабно. Стало ясно, как ошиблась интеллигенция, поддержав реакцию, как наивны были её мечты о расцвете после победы над бюрократией и конца Холодной войны, хотя именно Холодная война и бюрократия обеспечивали стабильное существование прогрессивных элементов.

Но сил признать эту страшную ошибку не было, и это стократ усугубило позор. Поколение, в руках у которого была судьба человечества, оказалось сборищем безвольных трусов. Люди, рождённые после войны, для которых сытая комфортная жизнь и безопасность впервые в истории стали нормой, которые привыкли к громадным темпам научно-технического прогресса, оказались избалованы и испорчены этими благами. Сперва по глупости и капризу они помогли сломать общество, которое дало им всё, а потом даже не попытались исправить эту ошибку. Жили ещё десятки миллионов носителей прогрессивных взглядов, образованных и воспитанных, жили ещё сотни миллионов сочувствующих, но они не посмели что-либо сделать, безоговорочно сдавшись на милость реакции. Они предали и продали себя, будущее своих детей и будущее человечества, они, зная о том, как надо жить, не пошевелили и пальцем, чтобы общество жило достойно на деле. Наступление реакции было неизбежным по объективным причинам. Но масштаб этого наступления и слабость всякого сопротивления были вызваны позорной трусостью никчёмного послевоенного поколения.

Девяностые годы - время, когда победившая реакция переустраивала мир в своих интересах. Всё опасное и ненужное ей уничтожалось, всё полезное ставилось под контроль. Люди, не вписавшиеся в новый порядок, были обречены на бедность и унижения. Это было время перемен, и поэтому культура и массовое сознание ещё сохраняли известную грубо-примитивную энергию: победившие неолибералы наступали, но и разбитые силы прогресса ещё сопротивлялись. Идеал сводился к индивидуализму и личной силе, которая поможет победить в борьбе всех против всех.

Около 2000 года новый неолиберальный мир вполне сформировался и обрёл стабильность. Энергия ушла, начались гедонизм, потребительство и загнивание. В 80-х реакция делала вид, что борется за научно-технический прогресс, свободу и богатство масс; в 90-х идеал свёлся к свободе рынка и угнетению всех, кто в него не вписался. В нулевых уже не осталось вообще никаких идеалов. Нужно было жить обычной обывательской жизнью, пассивно подстраиваться под господствующую систему и побольше потреблять. Верхи общества отличались от низов лишь объёмами потребления. Широкая культура, разнообразные познания, мысли о развитии всего человечества не приветствовались. Любые знания разрешались лишь в пределах узко-специальной области и лишь постольку, поскольку они были востребованы рынком. Образование стремительно деградировало, народ потреблял лишь примитивную поп-культуру и полным ходом тупел.

Неолиберальная стабильность продлилась недолго, слишком велики были разрушения в прошлом и слишком паразитичной была система. Кризис 2008 года показал, что былого роста производства уже не будет. Но и поиск новых путей развития не начался, поскольку неолиберализм сумел отравить своим ядом и массы, и интеллигенцию. В 2010-х годах паразитизм начал разъедать самые основы общества, царившие всюду застой и деградация перешли в гниение. Тем временем поколения сменялись, люди менялись, но никто не смел бороться против общественного разложения. На смену послевоенным поколениям, которые своими эгоизмом и трусостью погубили общество, пришли поколения 70-80-х годов рождения. Они не создавали нового гнилого общества, но видели его мерзость и унаследовали от прошлых времён достаточно знаний, чтобы понять, что другой мир возможен, и попытаться что-то изменить. Но они не пытались. Выросшие в обстановке распада, с которой начался неолиберализм, они не имели никаких идеалов, их индивидуализм и безыдейность не давали им объединяться. Их не страшили всеобщие убожество и застой, поскольку мещанского комфорта и потребления им было достаточно. Именно это поколение отвечает за то, что в кризисное десятилетие после 2008 года не появилось никакой серьёзной и дееспособной альтернативы неолиберализму. Затем пришло поколение Z - элои, выросшие в атмосфере сытой загнивающей стабильности, пассивные, безвольные, асоциальные и пустые, почти поголовно страдающие зависимостью от интернета и смартфонов. Это самое ничтожное поколение из всех, причастных к неолиберализму, но они ни в чём не виновны, поскольку не видели другой жизни и не имели никакого выбора. Входя во взрослую жизнь, они стали покорными пешками в манипуляциях неолиберальной верхушки. На эту хрупкую опору обрушивается колоссальный крах мировой неолиберальной системы.

Третий мир как опора реакции

Каких бы глубин абсурда и деградации ни достигали Запад и бывший соцлагерь, как бы отвратительно ни было их современное состояние, они всё же не являются основным источником проблем. В основе неолиберального капитализма лежат не они, а Третий мир. Именно перенос производства в Третий мир позволил уничтожать промышленность, рабочий класс и рабочее движение, именно конкуренция с дешёвой и несознательной рабочей силой Третьего мира помогает подавлять любое сопротивление пролетариата, именно из Третьего мира в более развитые страны насаждается реакция.

В левых кругах, где смотрят лишь на поверхность вещей, такое утверждение покажется кощунством. Ведь Третий мир живёт в основном плохо, подвергается эксплуатации, зависим в своём развитии. Его надо жалеть, а не обвинять в реакционности! Однако же прогрессивность общественных форм не сводится к страданиям трудящихся. Паразиты не могут удержать на себе громадное всепланетное здание неолиберализма, в его основе лежит индустриализация ранее слаборазвитых стран, позволившая создать на её основе паразитическую надстройку. Никто бы не стал разрушать советскую промышленность, если бы её нельзя было заменить производством в Азии. Абсурд и нелепость современного мира были бы невозможны, если бы не опирались на огромную архаичную массу недавних крестьян, которых по бедности можно купить небольшими подачками, а по невежеству можно убедить в любой реакционной глупости.

Перенос реакции из отсталых стран в развитые хорошо известен в истории. Отсталая Ирландия в XIX веке служила инструментом для насаждения реакции в Англии, Российская империя и отсталые славянские народы Австрийской империи помогали подавить революцию в Венгрии и вообще насаждать реакцию в Европе. При этом Российская империя была европейской периферией и по сути эксплуатировалась западноевропейской буржуазией, но это никак не мешало реакционности царизма во взаимоотношениях с этой же буржуазией. С одной стороны, Западная Европа через посредство царизма эксплуатировала российских крестьян, с другой стороны царизм, опираясь на забитость этих крестьян, насаждал реакцию в Европе. Ровно то же наблюдается и сейчас. С одной стороны, Запад, а отчасти и бывший соцлагерь эксплуатируют Третий мир, с другой стороны, к ним из Третьего мира приходит реакция.

Нужно понимать, что Третий мир состоит из двух очень разных элементов. Во-первых это это страны с полноценным промышленным производством, в которых сосредоточен весь прогрессивный потенциал неолиберального общества и которые поэтому служат его надёжной опорой. Их, собственно, нельзя даже и назвать Третьим миром, это полноценная основа мировой экономики. Во-вторых это неолиберальная периферия, которая служит источником сырья, мигрантов или дожидается своей очереди на более глубокое освоение. Её положение - уродливое и зависимое, её развитие также одностороннее и зависимое, сохраняющее периферийный статус. Но даже этого развития достаточно, чтобы сделать и правящие классы, и народ в целом лояльными неолиберализму.

Но как же мужественные третьемировые борцы с империализмом, спросят левенькие? Как же Куба, Венесуэла, Боливия и прочие? Но если смотреть на суть дела, то в Третьем мире нет никаких борцов с империализмом. Куба хочет обслуживать западных туристов, Венесуэла - торговать на мировом рынке нефтью. Они не развивают собственное, независимое от мировой капиталистической системы производство, а лишь пытаются выбить для себя более привилегированное место внутри этой системы. Хотя по большей части их требования справедливы, их ограниченный характер не несёт ни малейшей угрозы неолиберализму как таковому.

Конечно, всё это не отменяет революционного потенциала Третьего мира. В уже индустриализированных странах есть многочисленный пролетариат, который ещё скажет своё слово, как сделал это пролетариат Российской империи, также ранее бывшей опорой реакции. Да и страны не слишком индустриализированные могут сделать многое для борьбы за прогресс человечества. Но на данный момент они к этому очевидно не готовы, а острота кризиса не позволяет ждать, когда они наконец проснутся. Исход современной борьбы решат страны Запада и бывшего соцлагеря.

В поисках выхода

Система, где значительная часть людей ведёт откровенно паразитическое существование, откровенно неэффективна и рано или поздно должна быть упразднена. Первоначально в качестве альтернативы выступал левый антиглобализм. Хотя многие были заражены реакцией, всё же значительная часть рабочего класса и интеллигенции выступала против неолиберальных реформ, которые несли им утрату социального статуса и нищету. Их целью было остановить наступление реакции, воссоздать разрушенную промышленность и вернуть общество к социально-государственному капитализму середины XX века. Далеко не все поддержали эту борьбу, а подавляющее большинство поддержавших были довольно нерешительны и непоследовательны, неолибералы были объективно сильнее в своей опоре на Третий мир, но оппозиция была значительной, сумела в известной сохранить промышленность и социальные гарантии в 90-е и имела изрядное влияние ещё в начале нулевых годов.

Но те, кто устоял перед открытой атакой, стали лёгкой жертвой подкупа. Благополучие нулевых позволило неолиберальному капиталу купить любую оппозицию. В результате люди, занимавшиеся созидательным трудом, превратились в паразитов, а рабочие и творческая интеллигенция стали мелкими буржуа или обрели мелкобуржуазное сознание. Социализм превратился из движения рабочего класса за общественный прогресс в простое выколачивание подачек у правящей банды и тем самым утратил всякий смысл. Социализм был успешен не потому, что забота о рабочем классе служит какой-то высшей справедливости, а потому, что интересы рабочего класса совпадают с интересами развития производства. Когда эта связь была разорвана, забота о жизненных благах для паразитов утратила объективный смысл, а сами эти паразиты оказались неспособны предложить альтернативу для общества. Деградация была очень быстрой - ещё в начале нулевых оппозиция была сильна, но когда кризис 2008 года показал предел неолиберальной модели и потребовал поиска альтернатив, никакой вменяемой оппозиции уже не было.

Итак, нормального выхода из кризиса, где прогрессивные силы борются с реакцией, не случилось, поскольку реакция скупила на корню и развратила всё прогрессивное. Правда, в индустриализируемых странах Третьего мира было множество пролетариата, но он был для капитала вполне безопасен. Вчерашние крестьяне реально улучшали свою жизнь, став рабочими. Вновь созданная промышленность производила гораздо больше, чем архаичные крестьянские хозяйства, а капитал, научившись на прошлом опыте, умел идти на уступки, сглаживать противоречия и избегать чрезмерного угнетения. Раз прогрессивной силы, которая дала бы выход, не было, то общество перешло в состояние самоуничтожения, когда реакция должна разрушить сама себя в достаточной мере для того, чтобы появилось нечто новое.

Застой в экономике толкал к переменам. На графике общемирового промышленного производства хорошо виден перелом после 2008 года - прежние темпы роста были уже недостижимы, и это неизбежно обостряло общественные противоречия. Неолиберализм включает в себя два важнейших элемента - промышленное производство и систему паразитизма. Экономика требует постоянного роста, значит каждый из этих элементов растёт, и в конце концов они неизбежно должны столкнуться друг с другом. С одной стороны, система паразитизма должна стать препятствием для роста производства; с другой стороны, расширение паразитизма должно стать угрозой для нормальной работы производственной базы общества. Этот конфликт и обусловил все дальнейшие события.

Паразиты не могли остановиться. Сперва они начали грабить народ всевозможными "мерами экономии", а затем перешли к открытой экспансии. Подчинение Украины дало большой резерв дешёвой рабочей силы, но одновременно спровоцировало конфликт с участием России. Ранее российская верхушка преданно служила неолиберальной банде, покорно сводя страну к роли сырьевого придатка, выводя капиталы на Запад и уничтожая всякое советское наследие. Это было тем более важно, что в былом центре борьбы с капитализмом нужно было подавить всякую крамолу. Но неотвратимый рост системы паразитизма показал российской верхушке, что и её ждёт разграбление, и поэтому они, верные холуи, были вынуждены взбунтоваться против своих хозяев. Конфликт 2014 года с Россией расколол всемирное политическое единство неолиберальной системы, и сквозь трещины начали проявляться иные противоречия.

Экономической основой господства Запада был контроль над высотехнологичными отраслями промышленности и механизм перераспределения прибыли в их пользу. Но громадный рост производства в Азии привёл к тому, что вслед за низкотехнологичным там начало появляться и высокотехнологичное производство. Господство Запада оказалось под угрозой, конфликт с Россией показал, что паразитический рост вширь уже невозможен, и поэтому часть буржуазии Запада начала склоняться к перестройке неолиберальной системы. Её целью был частичный возврат производства на Запад, а также поддержка западной экономики политическими средствами. Для поддержки производства начались торговые войны, за которыми стояла организация правого антиглобализма.

Замена левого антиглобализма правым имела серьёзную объективную базу. Западный социализм утратил связь с производством и превратился в движение за прокорм паразитов. Но возврат производства туда, где оно ранее было разрушено, требовал, напротив отказа от паразитизма. Строить заводы - дело дорогое, а значит на эту цель нужно направить средства, идущие на паразитов, а самих паразитов нужно превратить из мелких буржуа и люмпенов в пролетариев. Таким образом, ухудшение жизненного уровня масс становится объективно прогрессивным. Разумеется, при разумном управлении обществом его можно перестраивать, не вгоняя массы в бедность, но массы своим паразитизмом сами закрыли все подобные разумные пути и сделали атаку на их жизненный уровень неизбежной.

Правый антиглобализм был на подъёме во второй половине десятых годов, но не добился крупных успехов. Организовавшие его круги крупного капитала были слишком тесно связаны с неолиберальной системой, чтобы всерьёз бороться с ней, а неолиберальная система слишком прогнила и погрязла в паразитизме, чтобы пойти даже на столь умеренные реформы. Реформы требовали политической опоры, но политические и бюрократические механизмы были под контролем неолибералов. Реформы требовали крупных инвестиций в производство и инфраструктуру, но неолиберальные государства и неолиберальная биржа не позволяли ничего подобного. К реформам могло бы побудить давление масс, но одна их часть была безнадёжно заражена паразитизмом, а те, кто всё же хотел перемен, были слишком мелкобуржуазны, трусливы и неорганизованны. Поэтому правые националисты осуществляли свою программу с большим скрипом. И всё же их успехи были заметны, кризис неолиберализма - очевиден, и распад неолиберальной системы явно надвигался.

С одной стороны, неолибералы находились под угрозой краха, с другой - они всё ещё имели почти неограниченную власть над миром и могли препятствовать всяким прогрессивным переменам. Поэтому неолиберальная верхушка решила не дожидаться своего краха и перейти в наступление. Тем самым неолиберальный паразитизм должен был выйти на новый уровень, но благодаря этому неолиберальная система должна была разрушить свои собственные основы и открыть путь к будущим переменам. Началось Великое Коронабесие.

Ковид-фашизм

Хотя ковидная афера уникальна в истории человечества, она развилась из элементов, существовавших и ранее. Во-первых паразитизм огромной массы населения делал её уязвимой для всевозможных манипуляций. Человек, занятый полезным трудом, имеет объективно обусловленное место в обществе, которое даёт ему устойчивость положения и здравый смысл. Напротив, паразит всецело зависим в получении материальных благ, а потому бессилен даже перед самой откровенной ложью и самыми примитивными манипуляциями своих хозяев.

Крупнейшей из доковидных манипуляций была "борьба с терроризмом". Сам терроризм был отчасти порождён хаосом жизни, отчасти прямо организован правящим классом для провокаций. Пропаганда сверх меры раздула опасность терроризма, при этом игнорируя большинство других и более серьёзных проблем, а затем правящий класс разных стран начал с терроризмом "борьбу", длившуюся много лет. Эта "борьба" не давала ровно никаких результатов, поскольку борцы и не собирались ни с чем бороться, а порой "борьба" только порождала новых террористов. Когда же реальных террористов не было, их создавали с помощью провокаций. Зато такая "борьба" позволяла подавлять демократические свободы, запугивать и делать покорным обывателя-паразита, расширять паразитические слои буржуазии и бюрократии, приучать общество к совершению абсурдных ритуалов по "борьбе с терроризмом" вроде "мер безопасности" на транспорте. Ту же цель, но в мировом масштабе, преследовали "антиррористические" войны. Порой их представляют в роли империалистического грабежа, но это не совсем верно, поскольку потери обычно перевешивали выгоды. Зато насилие и реакция становились нормой в международной политике, запугиванию подвергались целые страны, а паразитизм и абсурд укреплялись как нормы жизни общества в мировом масштабе.

Следующей крупной аферой стала "борьба с изменением климата". Климат объективно меняется, и есть основания предполагать, что на него влияет деятельность человека, хотя окончательные выводы сделать сложно, - механика климата на планете сложна и не вполне изучена, к тому же в прошлом он много раз менялся и без влияния человека. Но реальная научная задача заботила неолиберальную банду меньше всего. Ей был нужен рынок, а также повод паразитировать на обществе и запугивать обывателя. Поэтому ещё недавно полностью игнорируемое, изменение климата волей пропаганды внезапно стало главнейшей проблемой, которую нужно решать немедленно и не считаясь с затратами.

Обывателя запугивали, правящая верхушка укрепляла свою власть, а общество превращалось в бесконечный театр абсурда. Одним из методов манипуляторского запугивания были истерики по поводу новых болезней, явленные в кампаниях "борьбы" с птичьим и свиным гриппом, атипичной пневмонией и т. д. До поры до времени масштаб этих кампаний был довольно мал, ограничиваясь истериками в прессе да разворовыванием государственных средств под предлогом "борьбы" с болезнями. Но по мере нарастания кризиса неолиберальной системы нарастал и уровень абсурда, и наконец ранее второстепенная тема приобрела невероятный размах.

Другим элементом вирусной аферы была "доктрина шока". Уродливая и паразитическая неолиберальная система при своём появлении не могла получить поддержки масс, а потому её обычно навязывали силой. Делалось это по универсальному шаблону. Сперва был кризис, возникший естественно или спровоцированный самими неолибералами. Для "борьбы" с кризисом предлагались неолиберальные реформы. Поскольку реформы неизменно не давали ничего хорошего и лишь усугубляли кризис, для их поддержания требовалось политическое насилие - порой только государственный переворот, а порой установление открытой фашисткой диктатуры и массовые репрессии против несогласных. Одновременно народу забивали головы крайне агрессивной и лживой пропагандой. В результате государственная машина, значительная часть экономики и системы соцобеспечения оказывались в руках неолибералов и отчасти уничтожались, отчасти становились для них источником прибыли. Нормальный ход жизни в обществе нарушался, население нищало и люмпенизировалось, а затем отчасти вымирало, отчасти включалось в неолиберальную систему на правах покорных слуг и прикормленных паразитов. Этот метод был впервые применён латиноамериканскими диктатурами семидесятых и затем использовался ещё в десятках стран, включая переход к капитализму бывшего соцлагеря. Таков был основной метод неолиберального наступления, и теперь его предстояло единовременно применить в мировом масштабе.

Возник ли вирус случайно или искусственно, и если искусственно, то был ли он выпущен случайно или целенаправленно - это не столь важно. Также не столь важно и то, насколько опасен новый вирус. Но вполне очевидно, что опасность от вируса явно слабее, чем беспрецедентная реакция на него, а "борьба" с вирусом, равно как ранее "борьба" с терроризмом, ни в коей мере не решает проблему, а лишь служит для манипуляции обществом. Также ясно, что кампания была спланирована заранее - "борьбу с эпидемией" тренировали ещё до того, как вирус был официально обнаружен - и что кампания эта осуществлялась целенаправленно и организованно, под контролем единого неолиберального центра.

Стоящий за вирусной аферой план был сложен и предполагал несколько этапов развития и элементов создаваемой системы. Сперва озаботились самым насущным. Приближался очередной кризис перепроизводства и биржевой крах, и на фоне общего загнивания системы и недовольства масс они грозили неолибералам большими потрясениями. Поэтому кризис был произведён в управляемом режиме и прикрыт борьбой с вирусом. Это не паразитический капитал довёл экономику до кризиса, во всём виноват вирус! Поэтому капиталу выделили триллионы долларов антикризисной помощи, и если в других обстоятельствах это вызвало бы массовый протест, то теперь ужасный вирус одновременно прикрывал интересы капитала и отвлекал массы. Одновременно на этом первом этапе, весной 2020 года, массы подвергались наиболее агрессивному подавлению и запугиванию. Истеричные крики пропаганды про ужасный вирус сбивали людей с толку, локдауны нарушали нормальный ход жизни. Тем самым доктрина шока осуществлялась в невиданном масштабе, разрушение общества открывало простор для дальнейших авантюр неолибералов, а демократические нормы отменялись под предлогом чрезвычайной ситуации и тем самым устранялись преграды для дальнейшего наступления неолибералов.

Лживость исполнения и реакционная суть вирусной аферы были вполне очевидны с самого начала, но это не помешало ей добиться успеха без всякого сопротивления. Народу дали подачки в виде антикризисной помощи, предоставили многим возможность не работать или работать из дома на время локдауна - и народ покорно или даже с радостью принял нелепую авантюру. Ковид вскрыл чудовищную гнилость неолиберальной системы. Оказалось, что массы - это тупое стадо, готовое без сопротивления принять самую нелепую ложь и самые унизительные ограничения. Оказалось, что национальная независимость - это миф, и почти все правительства мира покорно следуют даже самым людоедским указаниям из единого центра. Оказалось, что буржуазная демократия рассыпалась вмиг и почти никто не встал на защиту утраченных свобод. Оказалось, что научная система состоит из дураков, трусов и приспособленцев, не способных разоблачить даже самую наглую и примитивную ложь правящего класса. Оказалось, что врачи готовы массово участвовать в лживой афере и помогать убивать пациентов, если им подбросят денег и польстят самолюбию. Оказалось, что всевозможные "борцы с капитализмом" готовы бездумно повторять самую нелепую ложь буржуазной пропаганды и сделаться орудием самой дремучей реакции.

Всеобщая скотская покорность в 2020-м позволила в 2021-м перейти к основной цели аферы - установлению всепланетной системы медицинского фашизма. Отупевшее и превратившееся в покорный скот стадо позволило неолиберальной верхушке вконец обнаглеть и забыть любые нормы морали, вседозволенность и всеобщее отупение привели к тому, что верхушка и сама отупела и деградировала вконец. Поэтому в её больных мозгах родился план переустройства планеты на новых началах, бредовый, невыполнимый и при этом по-своему логичный и последовательный. Сложно поверить в то, что подобный бред мог реализоваться в масштабах всей Земли, однако же он был, был совсем недавно и даже сейчас в значительной мере сохранил былое влияние. Кампания принудительной вакцинации непроверенными и опасными препаратами чётко вскрыла цели. Любые буржуазные свободы должны были быть ликвидированы и заменены всемирной системой медицинских пропусков. Человеческие тела должны были стать полем для бесконтрольного вмешательства неолиберальной банды.

Экономическая суть дела сводилась к тесному переплетению двух факторов: открытию новых рынков и усилению паразитизма. Про рынки я подробно напишу отдельно, а здесь остановлюсь в основном на паразитизме. Перспективы открывались поистине широчайшие. Стариков можно было массово и безнаказанно убивать в ковидариях, списав их смерти на ужасный ковид, а средства, которые раньше тратились на их содержание, должны были пойти в карманы неолиберальной банде. Принудительные вакцинации открывали путь к превращению всех людей в хронически больных, которые должны были всё время платить за надуманные, а когда здоровье будет достаточно подорвано, то и реальные лекарства. Рынок для медицинского бизнеса открывался огромный. Одновременно система медицинских паспортов и принудительной уколизации давала полный политический контроль. Непокорным и недовольным можно было просто запретить покупать еду или убивать их, подменяя лекарства. Лекарства также позволяли бесконтрольно истреблять какое угодно количество населения, чья смерть позволила бы нажиться неолиберальному капиталу.

Но даже этот безумно-людоедский план не всколыхнул обывательское стадо. Народ не слишком хотел прививаться, но на него давили, и он прогибался. Кто-то боялся, что потеряет работу и не сможет кормить детей, кто-то был готов пойти на небольшой риск для здоровья от вакцинации, чтобы и дальше беззаботно жить в своём уютном мещанском мирке, а кому-то просто хотелось без проблем ездить за границу. Чувство собственного достоинства, понимание того, что речь идёт о столь фундаментальной ценности, как телесная неприкосновенность, предвидение ещё больших ужасов в случае, если ковид-фашистов не остановят, - всё это для большинства играло мало роли. Иных запугала постоянная истеричная пропаганда ковидных ужасов. Верить в пропаганду было тем легче, что, капитулировав, люди не хотели чувствовать себя проигравшими и предпочитали благовидное объяснение своей слабости. Наиболее сильным давление было на бюджетников, которые сильнее всего зависели от государства, и они показали выдающуюся покорность, доказав, что бюджетная сфера в значительной мере превратилась в паразита, живущего на подачки и всецело преданного начальству. Потрясающую никчёмность явила молодёжь. Ей ковид не угрожал вовсе, но она очень старательно выполняла идиотские требования, кололась жижей и почти не протестовала. На фоне всего этого "научная" интеллигенция или покорно молчала, или активно проповедовала ковид-фашизм. По сути наука превратилась в религиозный орден, призванный оправдывать любую ложь правящей банды.

Ковид-фашизм был закономерным продуктом неолиберальной системы, где все её основные черты были доведены до предела. Неолиберализм - это паразитизм, и поэтому крупному капиталу раздавались триллионы напечатанных денег, а мелкие паразиты за столь же необеспеченные деньги могли в локдаун сидеть дома, сохраняя видимость работы. Неолиберализм - это глупость и обман, и во время ковидного абсурда общественная и личная глупость на основе спущенной сверху лжи достигли невообразимых размеров. Неолиберализм - это угнетение и реакция, и ковид-диктатура уничтожила любые демократические свободы, ввергнув массы в откровенное бесправие и рабство. Неолиберализм - людоедская система, и ковид-фашисты превратили даже человеческие тела в собственность капитала.

И всё же сопротивление было, и оно дало результат. Нашлись мужественные учёные, которые разоблачили ковидную аферу и опасность экспериментальных вакцин. Кое-где вспыхивали открытые протесты, гораздо чаще народ тихо, но упорно отказывался прививаться. Очень часто увольнение даже 10% непокорных грозило катастрофическим ущербом, а если непокорные не были уволены, они подают пример остальным. Попытки усилить давление на уже покорившихся лишь вызывали раздражение, заставляли их сомневаться и делали непокорными. Ковид-фашизм поставил экономику на грань краха, и неолибералы были вынуждены отступить. Но даже тогда массы не осмелились бунтовать, самый заметный протест - канадских дальнобойщиков - не породил действительно массовое движение и был разогнан. Поэтому неолиберальная банда сохранила власть и прибегла к последней авантюре - войне. Тем временем хаос усугубляется, разрушение экономики и общества продолжается, и конец кризиса не виден. Неолиберализм гибнет в огне, но неясно, оставит ли он после себя более здоровое общество или только выжженную пустыню.

Что делать?

Взглянем на ситуацию шире, чтобы понять, куда она движется. По существу мы видим этап стандартного революционного цикла. Революционное движение XX века решило в мировом масштабе задачи буржуазной революции, и теперь у этого цикла наступил последний этап - реставрация, которая должна завершиться "славной революцией". Но революционное движение XX века достаточно далеко зашло в социализм и этим крайне испугало капитал, который с тех пор крайне боится любых прогрессивных движений и старательно плодит самую отвратительную реакцию. Поэтому "славная революция", которая обычно является достаточно лёгкой и бескровной, оказалась крайне медленной и болезненной. В XX веке человечество сумело опередить время, запрыгнув слишком далеко в будущее, и поэтому наступил очень долгий и болезненный откат.

Проблема современного паразитического общества в том, что человечество ничего не потеряет, если все эти паразиты просто исчезнут с лица Земли, - напротив, человечеству только станет легче. Именно поэтому всё более безумные и отвратительные формы паразитизма не встречают никаких препятствий, именно из-за этого деградация только ускоряется и ускоряется. И процесс может идти дальше. Паразиты безнадёжно утратили всякое чувство нормальности и могут только усиливать накал паразитизма. Они готовы пойти на любую подлость по принципу "умри ты сегодня, а я завтра", чтобы хоть как-то продлить своё заведомо обречённое существование. Многолетние войны, ядерные удары, голод, сотни миллионов погибших - нельзя исключать ничего.

Разумеется, такое катастрофическое самоуничтожение - это не гуманно и не рационально. Паразиты сейчас, эти люди вполне могут начать заниматься полезным трудом. Но инерция паразитизма огромна, и в таких катастрофических обстоятельствах нельзя угадать, насколько далеко зайдёт самоуничтожение паразитов и найдутся ли силы, способные остановить этот процесс.

Поэтому нельзя исключать, что Запад и бывший Советский Союз ждёт долгий хаос и деградация. В каком-то смысле это даже будет справедливо. Запад расплатится за то, что превратился из центра промышленного и научного развития во всепланетного паразита и источник деградации, а бывший СССР - за то, что предал самого себя, свою страну и роль главного проводника прогресса и строительства нового общества в обмен на жалкое мещанское потребительство. Но это будет большой потерей человеческих и материальных ресурсов. Эти страны и сейчас имеют достаточно мощную промышленность и много хорошо образованного населения. Они деградировали, но по существу это всё ещё развитые страны, в которые пока ещё не очень сложно вернуть промышленное производство. Наконец, эти страны - это по-прежнему главный интеллектуальный центр, поскольку Третий мир, создав промышленность, ещё не научился думать и жить самостоятельно. Утратив идеологию и пример Запада и бывшего соцлагеря, он далеко не сразу научится обходиться без них, но скорее вслед за ними свалится в долгий кризис. Во всяком случае сейчас нет никакого дееспособного и осмысленного движения за самостоятельность Третьего мира, которое могло бы немедленно взять власть и начать действовать. Более того, успехи ковид-фашизма в Латинской Америке и абсолютное безумие, в которое коронабесы при полной покорности масс погрузили Китай, показывают, что массы там ещё очень далеки от сознательности.

Если же крупной катастрофы не произойдёт и текущий кризис разрешится сравнительно малой кровью, то Запад и бывший соцлагерь ждут достаточно хорошие перспективы. Нужно понимать, что движение от глобализации к национализации производства не может быть ни мгновенным, ни полным. Во-первых создание национального производства потребует времени, в которое прежняя система мировой торговли ещё будет сохраняться. Во-вторых выравнивание нормы прибыли никуда не денется. Страны с дешёвой рабочей силой по-прежнему будут привлекать трудоёмкое низкоквалифицированное производство, а более развитые и образованные страны будут производить более технологичную продукцию. Именно это более привилегированное место ждёт Запад и бывший соцлагерь, которые ещё не вполне растеряли потенциал былого развития. Разрыв между странами будет не таким большим, как сейчас, но он будет. Текущая задача не в том, чтобы враз отменить международное разделение труда, а в том, чтобы изменить направление развития промышленности на более сбалансированное, без засилья явных паразитов.

Поэтому кричать о немедленном крахе капитализма нет смысла. С одной стороны, из-за отсутствия организаций и несознательности масс нет вообще никаких дееспособных альтернатив капитализму. Поэтому в ближайшей перспективе придётся довольствоваться видоизменённой формой нынешнего капитала. Наиболее паразитические слои утратят влияние, акценты сместятся с международного на национальное и с финансов на промышленность, но по сути это будет прежний финансовый капитал. С другой стороны, и задачи капитализма ещё не вполне решены в масштабе планеты. Огромное количество людей ещё не вовлечено в индустриальное общество и живёт архаичной крестьянской жизнью - в Африке, Азии, Латинской Америке. Прибавим сюда мелких буржуа и паразитические массы более развитых стран. Всё это даёт капитализму ещё очень большой простор для экстенсивного роста.

С другой стороны, и безнадёжное загнивание капитализма отрицать нельзя. Если миром будет править несколько видоизменённый прежний финансовый капитал, глупый, жадный и приведший мир к нынешней катастрофе, то даже при успешном выходе из текущего кризиса новые кризисы не заставят себя ждать. Поэтому не стоит цепляться за неизлечимо гнилую и недееспособную элиту, вместо этого начав решать ещё остающиеся капиталистические цели некапиталистическими методами. Чтобы подготовить новую организационную базу, нужно ещё лет двадцать, два стандартных десятилетних цикла. Первый - на массовое разорение мелких буржуа, создание базы новой промышленности и одновременно ядра будущей организации. Второй - на превращение мелких буржуа в промышленный пролетариат и присоединение их к ядру, которое должно стать массовой организацией. За эти же двадцать лет капитализм исчерпает наиболее простые и доступные пути развития, которые откроются после конца текущего кризиса, начнёт новые безумные авантюры и спровоцирует новые конфликты, которые откроют пути для преобразования общества.

Но это - дело будущего, текущий кризис не только ещё не завершён, но даже и не достиг апогея. Поэтому нужна программа-минимум, которой можно пользоваться здесь и сейчас. Правда, неолиберализм - это противоестественная реакционная система, подавляющая объективно существующее стремление общества к развитию. Поэтому одно только устранение неолиберализма будет огромным шагом вперёд, который высвободит подавленные общественные силы. Но неолиберализм разъел общество слишком глубоко, и его гибель оставит пустоту, которую нужно заполнить, чтобы общество не скатилось в хаос. Прежде всего нужно помнить об основе проблемы: во-первых это паразитизм огромной части как буржуазии, так и масс; во-вторых это мелкобуржуазность, которая служит экономическим выражением паразитизма масс и насаждает в них ультрареакционные взгляды; в-третьих это международные связи неолиберальной системы, которые запутывают экономику и делают народы покорными рабами глобалистской верхушки; в-четвёртых это отупение и пассивность, которые мешают массам искать выход из общественного тупика.

Всё это и определяет программу действий. Коль скоро неолиберальная система удушает прогресс в мировом масштабе, любой политический или экономический удар по этой системе, вырывающий народы из-под её власти или разрушающий неолиберальные международные организации, прогрессивен. Коль скоро мелкобуржуазная масса служит опорой реакции, прогрессивным является разрушение экономической основы этой массы и пролетаризация мелких буржуа. Затем вакуум, образовавшийся от разрушения международных экономических связей, должно заполнить создание основы современного общества - крупной промышленности, в которой будет работать вновь созданный пролетариат. Это - суть дела, это главное и основное. Нужно оставить глупую болтовню про мелкий бизнес, креативность и инновации, перестать плодить лавочников и офисный планктон и начать строить заводы. На этом стоит вся современная цивилизация, и пренебрежение этой опорой всего закономерно привело общество к деградации.

Поскольку современный мир состоит из трёх разных частей, перед ними стоят разные задачи. Западу и бывшему СССР надо восстанавливать разрушенную промышленность и культуру, пока они ещё не деградировали вконец. Новым промышленным странам нужно бороться за то, чтобы мощь их производства служила своим народам, а не иностранным паразитам, организовывать и просвещать местный пролетариат. Периферии нужно избавляться от зависимости и создавать собственную промышленность. Наконец, странам двух последних категорий надо учиться жить своим умом, не повторяя покорно всё, что говорится на Западе, и одновременно не впадать в мелочный национализм, умея учиться и восприняв всю мощь западной культуры.

Выход общества из кризиса неразрывно связан с пробуждением масс. Плодить реакционную гадость - это естественное занятия эксплуататорских классов, и всегда именно трудящиеся останавливали такие тенденции. До поры до времени реакционные забавы эксплуататоров терпимы, но в какой-то момент становятся преградой на пути развития общества и должны быть устранены действием масс. Чем раньше и решительнее они вмешаются, тем легче и быстрее будет преодолён кризис. Глубина теперешних проблем вызвана тем, что неолиберальный капитал сумел укрепить в массах реакционные настроения. Мелкие буржуа и крестьяне боялись прогресса, который неизбежно разрушал их маленький мирок, и капитал использовал этот страх. Поэтому вмешательство масс в кризис запаздывает, и благодаря этому реакция смогла действовать свободно, накопила огромную инерцию и поставила мир на грань страшной катастрофы.

Во всём происходящем есть своеобразная страшная справедливость. Массы платят за свою реакционность и должны болезненно учиться на своих ошибках. Они хотели поменьше работать и побольше потреблять - и вместо этого вынуждены работать день и ночь без всякого смысла, при этом становясь только беднее. Они хотели отказаться от общественного прогресса и жить в вечном обывательском спокойствии - и получают хаос и полный крах их мещанского мирка. Нормальные люди приняли правила паразитов, думая, что паразитизм будет знать меру, - и сейчас паразиты забыли всякую меру и уничтожают всякую нормальность. Послевоенное поколение платит за свою извечную безответственность, когда на старости лет его убивают коронабесием, молодёжь платит за глупость и трусость ухудшением жизненный условий.

Пока массы не выучат свои уроки, улучшений не будет. У мелкой буржуазии и паразитов просто нет будущего. Нужно отказаться от мелкобуржуазных иллюзий и мещанского мирка, признав необходимость крупной промышленности и общественного прогресса, - только так их можно поставить на  службу людям. Нужно оставить всякие иллюзии по поводу современного мира и его верхушки. Это мир паразитизма и деградации, проваливающийся в хаос невообразимо быстрыми темпами. Его верхушка - это сборище паразитов, наглых, тупых и абсолютно беспринципных, которые зашли в своём безумии слишком далеко, чтобы останавливаться, и готовы пойти на любую ложь, любую авантюру и любое преступление, чтобы хоть сколько-нибудь продлить своё обречённое существование. Только безоговорочно порвав с этой бандой, её можно остановить.

Хотя гниение зашло уже очень далеко, общество ещё имеет силы для сопротивления. В конце концов, большинство людей прекрасно знает, что такое созидательный труд и зачем нужны промышленность и культура. Они предпочли забыть обо всём из-за трусости и соблазнов паразитизма, но теперь придётся вспоминать забытое. Человек - это общественное существо, и он может жить полноценной жизнью, только участвуя в жизни общества. Производителям пора выходить из подчинения паразитам. Множество промежуточных слоёв ещё может порвать с паразитизмом и перейти на сторону прогресса. Наконец, человек, - это не просто раб общественных условий, у него есть разум и свобода воли, и в обстановке всеобщей катастрофы надо ими пользоваться и сознательным усилием рвать с прошлым. Стены рушатся; наступило время действовать.