Про Грудинина

Посмотрел на ютубе пару роликов (этот и этот) с новым кандидатом от КПРФ Грудининым, впечатление яркое и однозначное: это умный, энергичный и деловитый буржуй. Эталонный, классический капиталист, который знает свой бизнес, знает свои интересы и открыто их продвигает. Жаловался на недостаток господдержки и на иностранную конкуренцию, очень хвалил систему господдержки сельского хозяйства в Белоруссии и заявлял, что готов жить при плановой экономике, если эта экономика обеспечит ему прибыли.

При этом - никакой и тени социальной риторики*. Он жаловался, что зарплаты в селе ниже городских и что государство не строит ему инфраструктуру (поликлиники, детсады...), но это печалит его лишь потому, что мешает притоку рабсилы в деревню. Вишенка на торте: кандидат от "коммунистов" очень хвалил рузвельтовскую программу уничтожения продукции сельского хозяйства для повышения прибылей фермеров. КПРФ явно показала, что из социал-демократической партии с националистическим душком (который отчасти можно было оправдать необходимостью для страны противостоять давлению иностранного империализма) она намерена превратиться в партию откровенных буржуазных националистов, которые страстно защищают интересы ориентированного на местный рынок российского капитала, но совершенно не заботятся об интересах трудящихся.

Середина XX века приучила нас к мысли (которую до сих пор не устают повторять всевозможные эсдеки), что государственное регулирование капиталистической экономики непременно идёт рука об руку с социальным государством. Это отчасти верно - сильное государство, способное подавить мелочный сиюминутный интерес буржуа ради их же масштабных и долгосрочных интересов, есть конструкция неустойчивая, поскольку эгоизм, жадность и ограниченность отдельных капиталистов очень быстро расшатывают любое госрегулирование. Давление же масс, за счёт которого создаётся социальное государство, позволяет хотя бы отчасти стабилизировать систему. С другой стороны, чтобы увеличить количество благ, которые достаются трудящимся массам, этих благ желательно иметь побольше, а госрегулирование экономики позволяет повысить её производительность.

Но (как я уже писал) государственный, кейнсианский капитализм всё равно остаётся капитализмом с его неизбежными хаосом и неспособностью удовлетворить потребности масс. Далее, кейнсианство вполне может существовать и без социального государства, в сочетании с безжалостной эксплуатацией и уничтожением социальных гарантий. Да, это будет неустойчивая система, но в российских реалиях она вполне может протянуть некоторое время, сидя под боком у господствующего периферийного нефтяного капитализма. Таким манером она даже может добиться известных успехов в развитии производства, но у неё никак не получится ликвидировать хозяйственную отсталость России - именно потому, что консервирующий отсталость периферийный капитализм сильнее. Воплощением этой силы и будет скорая победа известно кого на выборах. Но и сидящий на вторых ролях национальный капитал, который требует господдержки, не лишён влияния. Это влияние, выразителем которого раньше были покойный Примаков и - в менее серьёзной форме - Глазьев, сейчас выражено в выдвижении Грудинина.

Таким образом, игры в госкапитализм малоэффективны, а производственное отставание непреодолимо, пока существует периферийный капитализм. Поэтому нужно не ждать, что придёт добрый российский буржуй и создаст мощную российскую промышленность на благо народа - он её не создаст, а то, что он создаст, даст народу не так уж много благ, - а избавляться от системы периферийного капитализма как таковой. Если массам удастся это сделать, то будет уже не до игр в госкапитализм, и перед страной откроется гораздо более прямая и широкая дорога развития промышленности и улучшения собственной жизни самими трудящимися.

* Было лишь бессодержательное и анекдотичное заявление "мы работаем по социалистическим принципам". По социалистическим принципам - в насквозь буржуазной стране! Далее Грудинин опять похвалил Белоруссию и пояснил, что они не отошли от общих принципов (в данном случае имелись в виду принципы советские), в число коих входят "обеспечение доходности сельского хозяйства" и всевозможные выгоды для крестьян. Тут журналист напомнил Грудинину о том, что он построил в селе школу, и тот ответил, что "капитализм бы имел такую школу, если бы был социализм". Для капиталиста социализм - это когда государство само платит его рабочим зарплату, но при этом всецело заботится о повышении его прибылей.

Ложный "гуманизм" для воспитания рабов

Из комментариев у blau-kraehe, по поводу известных попыток свести анализ любой войны только лишь к рыданиям о смертях и страданиях.

Синяя ворона: ... такие граждане только зарыдают еще громче и начнут говорить "да! Всех жалко! Все бедненькие! Как тут вообще можно рассуждать о каких-то общественных процессах, о каких-то измах, когда столько горя! Надо сесть и плакать, плакать, плакать беспрерывно" (напоказ, разумеется, в интернете. <...>

На самом деле таким гражданам надо не поплакать и даже не продемонстрировать гуманизм. Их единственная цель - запутать ситуацию. Создать кашу в голове, уничтожить четкие, ясные ориентиры и понимание - кто, кого, почему, за что.

Я: Наоборот, это очень стройная и последовательная картина мира. Любая война и любая борьба - это ужас-ужас-ужас, смерть, голод и страдания, и абсолютно не важно, справедливая война или нет, кто агрессор, кто жертва и кто за какие цели борется. Нет, всё это абсолютно зло, его не надо анализировать, надо изо всех сил стараться, чтобы ничего такого не случилось. Таким образом у народа воспитывают трусость и покорность - как бы ни грабили тебя твои эксплуататоры, как бы ни грабил твою страну иностранный капитал, сопротивляться нельзя, сопротивление - это внешняя или гражданская война, а война - это худшая вещь на свете, неизмеримо хуже любой нищеты и любых унижений в мирное время.

В том же духе и спор, какую часть потерь Советского Союза в войне составляли военные и какую - гражданские. Если большинство погибших - мирные люди на оккупированной территории, значит совпротивление - пусть даже очень тяжёлое и кровавое - выгоднее капитуляции, когда оккупанты уничтожат всех. И наоборот, столь любимая либералами пропаганда на тему "немцев трупами завалили, большая часть потерь - военные" призвана убедить, что бороться хуже, чем сдаваться, и поэтому при малейшей внешней угрозе нужно немедленно капитулировать. В том же духе - попытки заменить День победы на День памяти. Если победа - это тяжёлое и кровавое, но всё же жизнеутверждающее событие громадной силы, то в день памяти положено не праздновать и верить в силу победоносного народа, а ныть и скорбеть. Таким образом в людях очень последовательно воспитывают рабское мировоззрение, где страх должен подавить всякое самоуважение и готовность к борьбе.

Оттуда же - российская государственная пропаганда про вред всяких перемен. Царя свергли - зло, Советский Союз развалили - тоже зло, и хотя это совершенно различные по своему содержанию вещи, пропаганда объединяет их по единственному признаку: любые масштабные общественные изменения - зло, а поэтому и текущий режим менять не стоит, как бы он ни был плох, эпоха перемен будет ещё хуже.

Доклад о задачах власти советов

Доклад Ленина на заседании Петроградского совета 25 октября (7 ноября) 1917 г.

ДОКЛАД О ЗАДАЧАХ ВЛАСТИ СОВЕТОВ

ГАЗЕТНЫЙ ОТЧЕТ

Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась.

Какое значение имеет эта рабочая и крестьянская революция? Прежде всего, значение этого переворота состоит в том, что у нас будет Советское правительство, наш собственный орган власти, без какого бы то ни было участия буржуазии. Угнетенные массы сами создадут власть. В корне будет разбит старый государственный аппарат и будет создан новый аппарат управления в лице советских организаций.

Отныне наступает новая полоса в истории России, и данная, третья русская революция должна в своем конечном итоге привести к победе социализма.

Одной из очередных задач наших является необходимость немедленно закончить войну. Но для того, чтобы кончить эту войну, тесно связанную с нынешним капиталистическим строем, — ясно всем, что для этого необходимо побороть самый капитал.

В этом деле нам поможет то всемирное рабочее движение, которое уже начинает развиваться в Италии, Англии и Германии.

Справедливый, немедленный мир, предложенный нами международной демократии, повсюду найдет горячий отклик в международных пролетарских массах. Для того, чтобы укрепить это доверие пролетариата, необходимо немедленно опубликовать все тайные договоры.

Внутри России громадная часть крестьянства сказала: довольно игры с капиталистами, — мы пойдем с рабочими. Мы приобретем доверие со стороны крестьян одним декретом, который уничтожит помещичью собственность. Крестьяне поймут, что только в союзе с рабочими спасение крестьянства. Мы учредим подлинный рабочий контроль над производством.

Теперь мы научились работать дружно. Об этом свидетельствует только что происшедшая революция. У нас имеется та сила массовой организации, которая победит все и доведет пролетариат до мировой революции.

В России мы сейчас должны заняться постройкой пролетарского социалистического государства.

Да здравствует всемирная социалистическая революция! (Бурные аплодисменты.)

Источник.

Декларации о свержении Временного правительства

К ГРАЖДАНАМ РОССИИ!

Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов — Военно-революционного комитета, стоящего во главе петроградского пролетариата и гарнизона.

Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, это дело обеспечено.

Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!

Военно-революционный комитет
при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов

25-го октября 1917 г., 10 ч. утра.

Текст написан Лениным. Источник.


ДОКЛАД ТРОЦКОГО НА ЭКСТРЕННОМ ЗАСЕДАНИИ ПЕТРОГРАДСКОГО СОВЕТА О СВЕРЖЕНИИ ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

(25 октября)
От имени Военно-Революционного Комитета объявляю, что Временного Правительства больше не существует. (Аплодисменты.) Отдельные министры подвергнуты аресту. ("Браво!"). Другие будут арестованы в ближайшие дни или часы. (Аплодисменты.)

Революционный гарнизон, состоящий в распоряжении Военно-Революционного Комитета, распустил собрание Предпарламента. (Шумные аплодисменты. Возглас: "Да здравствует Военно-Революционный Комитет!")

Нам говорили, что восстание гарнизона в настоящую минуту вызовет погром и потопит революцию в потоках крови. Пока все прошло бескровно. Мы не знаем ни одной жертвы. Я не знаю в истории примеров революционного движения, где замешаны были бы такие огромные массы, и которое прошло бы так бескровно.

Власть Временного Правительства, возглавлявшегося Керенским, была мертва и ожидала удара метлы истории, которая должна была ее смести.

Мы должны отметить героизм и самоотверженность петроградских солдат и рабочих. Мы здесь бодрствовали всю ночь и, находясь у телефонной проволоки, следили, как отряды революционных солдат и рабочей гвардии бесшумно исполняли свое дело. Обыватель мирно спал и не знал, что в это время одна власть сменяется другой.

Вокзалы, почта, телеграф, Петроградское Телеграфное Агентство, Государственный банк - заняты. (Шумные аплодисменты.)

Зимний дворец еще не взят, но судьба его решится в течение ближайших минут. (Аплодисменты.)

Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов вправе гордиться теми солдатами и рабочими, на которых он опирается, которых он повел в бой и привел к славной победе.

Свойство буржуазных и мелкобуржуазных правительств состоит в том, чтобы обманывать массы.

Нам в настоящее время - нам, Советам Солдатских, Рабочих и Крестьянских Депутатов - предстоит небывалый в истории опыт создания власти, которая не знала бы иных целей, кроме потребностей солдат, рабочих и крестьян.

Государство должно быть орудием масс в борьбе за освобождение их от всякого рабства.

Работа не может идти вне влияния Советов. Лучшие силы буржуазной науки поймут, что условия, созданные Советами Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов, наилучшие для их работы.

Необходимо установить контроль над производством. Крестьяне, рабочие и солдаты должны почувствовать, что народное хозяйство есть их хозяйство.

Это - основной принцип построения власти.

Введение всеобщей трудовой повинности - одна из ближайших задач подлинно революционной власти.

Далее тов. Троцкий сообщает, что в порядке дня стоит доклад Военно-Революционного Комитета и доклад о задачах власти Советов. Докладчиком по второму вопросу выступит тов. Ленин. (Несмолкаемые аплодисменты.)

Тов. Троцкий сообщает, что заключенные по политическим делам освобождены, и некоторые из них уже исполняют обязанности революционных комиссаров.

- Тов. Зиновьев, - сообщает тов. Троцкий, - тоже будет гостем сегодняшнего заседания Петроградского Совета.

От имени Петроградского Совета ночью была послана телеграмма по всей России о существующем положении вещей.

В действующую армию посланы радиотелеграммы о падении старой власти и предстоящем образовании новой. Первые шаги новой власти должны быть следующие: немедленное перемирие на всех фронтах, передача земли в руки крестьян, скорейший созыв подлинного демократического Учредительного Собрания.

Местопребывание бывшего министра-председателя Керенского неизвестно, но мы полагаем, что скоро его пребывание станет известно всем.

На вопрос о том, как относится к событиям фронт, т. Троцкий отвечает: мы могли только послать телеграммы. Ответа еще не последовало, но мы здесь неоднократно слышали представителей фронта, которые нас упрекали в том, что мы до сих пор не предпринимали решительных шагов.

- В нашей среде находится Владимир Ильич Ленин, который в силу целого ряда условий не мог до сего времени появляться в нашей среде. - Т. Троцкий характеризует роль т. Ленина в истории революционного движения в России и провозглашает:

- Да здравствует возвратившийся к нам т. Ленин!


Одной* из ближайших задач Военно-Революционного Комитета является посылка на фронт делегации для ознакомления фронта с происшедшей в Петрограде революцией.
/* Настоящий отрывок является изложением второго выступления т. Троцкого на том же заседании.

Петроградский Совет должен выделить из своей среды комиссаров для отправки их на фронт. Военно-Революционный Комитет, его члены, не могут сделать сейчас сообщения потому, что все время заняты неотложной работой. Я могу сообщить, что только что получена телеграмма о том, что по направлению к Петрограду двигаются войска с фронта. Посылка комиссаров необходима; с нашей стороны было бы преступлением не разослать революционных комиссаров по всей стране для осведомления о происшедшем широких народных масс. (Голос: "Вы предрешаете волю Всероссийского Съезда Советов".)

- Воля Всероссийского Съезда Советов предрешена огромным фактом восстания петроградских рабочих и солдат, происшедшего в ночь на сегодня. Теперь нам остается лишь развивать нашу победу.

"Рабочий Путь" N 46,
8 ноября (26 октября) 1917 г.

Источник.


Войска под руководством подконтрольного большевикам Военно-революционного комитета установили контроль над Петроградом ночью и ранним утром 25 октября (7 ноября), практически не встречая сопротивления. Днём был разогнан предпарламент, однако штурм Зимнего дворца, в котором сидело Временное правительство и который защищали верные ему части, затянулся до поздней ночи. Восстание было приурочено к открытию Второго съезда советов, который должен был взять на себя управление страной, при этом власть нужно было взять до открытия съезда, чтобы поставить его перед фактом и тем самым повлиять на колеблющихся.

Декларация фракции большевиков на заседании Демократического Совещания

Контекст: так называемое Демократическое Совещание и сформированный на его основе Предпарламент были подобраны эсеро-меньшевистским блоком по собственному произволу, причём буржуазные партии получили в нём вес, несоизмеримый с их реальной популярностью. Это сборище было призвано как-то легитимизировать никем не избиравшееся правительство. В то же время власти при полной поддержке буржуазии готовились перенести столицу в Москву и сдать Петроград немцам, чтобы задушить в нём революционные элементы. После сложной внутрипартийной борьбы большевики отказались участвовать в этой комедии, призванной прикрыть наступление реакции. Выйдя из Предпарламента, они по сути объявили войну правительству и открыто взяли курс на завоевание власти.

Декларация была оглашена Троцким 21 (8) октября 1917 г.; является ли он единственным автором текста - мне не совсем понятно. Текст взят из приложений к "Десяти дням, которые потрясли мир" Джона Рида и сверен с собранием сочинений Троцкого (Сочинения, том 3, "1917. От февраля до октября." М., Государственное издательство, 1925).


ДЕКЛАРАЦИЯ ФРАКЦИИ БОЛЬШЕВИКОВ НА ЗАСЕДАНИИ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО СОВЕЩАНИЯ

Официально заявлявшиеся цели Демократического Совещания, созванного ЦИК Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, состояли в упразднении безответственного личного режима, питавшего корниловщину, и в создании подотчётной власти, способной ликвидировать войну и обеспечить созыв Учредительного Собрания в означенный срок.

Между тем за спиной Демократического Совещания путём закулисных сделок г. Керенского, кадетов и вождей эсеров и меньшевиков достигнуты результаты, прямо противоположные официально заявленным целям.

Создана власть, в которой и вокруг которой явные и тайные корниловцы играют руководящую роль. Безответственность этой власти отныне закреплена и провозглашена формально.

“Совет Российской республики” объявлен совещательным учреждением; на восьмом месяце революции безответственная власть создала для себя прикрытие из нового издания булыгинской Думы.

Цензовые элементы вошли во Временный Совет в таком числе, на которое, как показывают все выборы в стране, они не имеют никакого права. Несмотря на это, именно кадетская партия добивалась и добилась безответственности власти, даже перед искажённым в угоду цензовой буржуазии предпарламентом.

Та самая кадетская партия, которая настаивала до вчерашнего дня на зависимости Временного Правительства от Думы г. Родзянко, добилась независимости Временного Правительства от Совета Республики.

В Учредительном Собрании цензовые элементы будут занимать несравненно менее благоприятное положение, чем во Временном Совете. Перед Учредительным Собранием власть не сможет не быть ответственной. Если бы цензовые элементы действительно готовились к Учредительному Собранию через 1.5 месяца, у них не было бы никаких мотивов отстаивать безответственность власти сейчас. Вся суть в том, что буржуазные классы, направляющие политику Временного Правительства, поставили себе целью сорвать Учредительное Собрание. Это сейчас основная задача цензовых элементов, которой подчинена вся их политика, внутренняя и внешняя.

В промышленности, аграрной и продовольственной областях политика правительства и имущих классов усугубляет естественную разруху, порождённую войной. Цензовые классы, провоцировавшие крестьянское восстание, теперь приступают к его подавлению и открыто держат курс на “костлявую руку голода”, которая должна задушить революцию и в первую очередь Учредительное Собрание.

Но менее преступной является внешняя политика буржуазии и её правительства.

После сорока месяцев войны столице грозит смертельная опасность. В ответ на это выдвигается план переселения правительства в Москву. Мысль о сдаче революционной столицы немецким войскам нимало не вызывает возмущения буржуазных классов, наоборот, приемлется ими как естественное звено общей политики, которое должно облегчить им их контрреволюционный заговор.

Вместо того чтобы признать, что спасение страны в заключении мира; вместо того чтобы через головы всех империалистических правительств и дипломатических канцелярий открыто бросить предложение немедленного мира всем истощённым народам и сделать таким образом фактически невозможным дальнейшее ведение войны, — Временное Правительство, по указке кадетских контрреволюционеров и союзных империалистов, без смысла, без силы и без плана тянет убийственную лямку войны, обрекая бесцельной гибели всё новые сотни тысяч солдат и матросов и подготовляя сдачу Петрограда и удушение революции. В то время как солдаты и матросы — большевики гибнут вместе с другими матросами и солдатами в результате чужих ошибок и преступлений, так называемый Верховный главнокомандующий продолжает громить большевистскую прессу…

Руководящие партии Временного Совета служат для всей этой политики добровольным прикрытием.

Мы, фракция социал-демократов большевиков, заявляем: с этим правительством народной измены и с этим Советом контрреволюционного попустительства  мы не имеем ничего общего. Той убийственной для народа работы, которая совершается за официальными кулисами, мы не хотим ни прямо, ни косвенно прикрывать ни одного дня.

Революция в опасности! В то время как войска Вильгельма угрожают Петрограду, правительство Керенского — Коновалова готовится бежать из Петрограда, чтобы превратить Москву в оплот контрреволюции.

Мы взываем к бдительности московских рабочих и солдат!

Покидая Временный Совет, мы взываем к бдительности и мужеству рабочих, солдат и крестьян всей России.

Петроград в опасности! Революция в опасности! Народ в опасности!

Правительство усугубляет эту опасность. Правящие партии помогают ему.

Только сам народ может спасти себя и страну. Мы обращаемся к народу.

Вся власть Советам!

Вся земля народу!

Да здравствует немедленный, честный, демократический мир!

Да здравствует Учредительное Собрание!

Марксизм и восстание

Контекст: тот же, что и в написанном в те же дни предыдущем письме. Ленин анализирует обстановку, доказывая, что теперь она благоприятна для захвата власти, про этом последовательно связывая вопрос о восстании с марксистским пониманием общества.

МАРКСИЗМ И ВОССТАНИЕ

ПИСЬМО ЦЕНТРАЛЬНОМУ КОМИТЕТУ РСДРП(б)

К числу наиболее злостных и едва ли не наиболее распространенных извращений марксизма господствующими «социалистическими» партиями принадлежит оппортунистическая ложь, будто подготовка восстания, вообще отношение к восстанию, как к искусству, есть «бланкизм».

Вождь оппортунизма, Бернштейн, уже снискал себе печальную славу обвинением марксизма в бланкизме, и нынешние оппортунисты в сущности ни на йоту не подновляют и не «обогащают» скудные «идеи» Бернштейна, крича о бланкизме.

Обвинять в бланкизме марксистов за отношение к восстанию, как к искусству! Может ли быть более вопиющее извращение истины, когда ни один марксист не отречется от того, что именно Маркс самым определенным, точным и непререкаемым образом высказался на этот счет, назвав восстание именно искусством, сказав, что к восстанию надо относиться, как к искусству, что надо завоевать первый успех и от успеха идти к успеху, не прекращая наступления на врага, пользуясь его растерянностью и т. д., и т. д.

Восстание, чтобы быть успешным, должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс. Это во-первых. Восстание должно опираться на революционный подъем народа. Это во-вторых. Восстание должно опираться на такой переломный пункт в истории нарастающей революции, когда активность передовых рядов народа наибольшая, когда всего сильнее колебания в рядах врагов и в рядах слабых половинчатых нерешительных друзей революции. Это в-третьих. Вот этими тремя условиями постановки вопроса о восстании и отличается марксизм от бланкизма.

Но раз есть налицо эти условия, то отказаться от отношения к восстанию, как к искусству, значит изменить марксизму и изменить революции.

Чтобы доказать, почему именно переживаемый нами момент надо признать таким, когда обязательно для партии признать восстание поставленным ходом объективных событий в порядке дня и отнестись к восстанию, как к искусству, чтобы доказать это, лучше всего, пожалуй, употребить метод сравнения и сопоставить 3—4 июля с сентябрьскими днями.

3—4 июля можно было, не греша против истины, поставить вопрос так: правильнее было бы взять власть, ибо иначе все равно враги обвинят нас в восстании и расправятся, как с повстанцами. Но из этого нельзя было сделать вывода в пользу взятия власти тогда, ибо объективных условий для победы восстания тогда не было.

1) Не было еще за нами класса, являющегося авангардом революции.

Не было еще большинства у нас среди рабочих и солдат столиц. Теперь оно есть в обоих Советах. Оно создано только историей июля и августа, опытом «расправы» с большевиками и опытом корниловщины.

2) Не было тогда всенародного революционного подъема. Теперь он есть после корниловщины. Провинция и взятие власти Советами во многих местах доказывают это.

3) Не было тогда колебаний, в серьезном общеполитическом масштабе, среди врагов наших и среди половинчатой мелкой буржуазии. Теперь колебания гигантские: наш главный враг, империализм союзный и всемирный, ибо «союзники» стоят во главе всемирного империализма, заколебался между войной до победы и сепаратным миром против России. Наши мелкобуржуазные демократы, явно потеряв большинство в народе, заколебались гигантски, отказавшись от блока, т. е. от коалиции, с кадетами.

4) Потому 3—4 июля восстание было бы ошибкой: мы не удержали бы власти ни физически, ни политически. Физически, несмотря на то, что Питер был моментами в наших руках, ибо драться, умирать за обладание Питером наши же рабочие и солдаты тогда не стали бы: не было такого «озверения», такой кипучей ненависти и к Керенским, и к Церетели — Черновым, не были еще наши люди закалены опытом преследований большевиков при участии эсеров и меньшевиков.

Политически мы не удержали бы власти 3—4 июля, ибо армия и провинция, до корниловщины, могли пойти и пошли бы на Питер.

Теперь картина совсем иная.

За нами большинство класса, авангарда революции, авангарда народа, способного увлечь массы.

За нами большинство народа, ибо уход Чернова есть далеко не единственный, но виднейший, нагляднейший признак того, что крестьянство от блока эсеров (и от самих эсеров) земли не получит. А в этом гвоздь общенародного характера революции.

За нами выгода положения партии, твердо знающей свой путь, при неслыханных колебаниях и всего империализма, и всего блока меньшевиков с эсерами.

За нами верная победа, ибо народ совсем уже близок к отчаянию, а мы даем всему народу верный выход, показав значение нашего руководства всему народу «в дни корниловские», затем предложив компромисс блокистам и получив отказ от них при условии отнюдь не прекращающихся колебаний с их стороны.

Величайшей ошибкой было бы думать, что наше предложение компромисса еще не отвергнуто, что Демократическое совещание еще может принять его. Компромисс предлагался от партии к партиям; иначе он не мог предлагаться. Партии отвергли его. Демократическое совещание есть только совещание, ничего более. Не надо забывать одного: в нем не представлено большинство революционного народа, беднейшее и озлобленное крестьянство. Это совещание меньшинства народа — нельзя забывать этой очевидной истины. Величайшей ошибкой, величайшим парламентским кретинизмом было бы с нашей стороны отнестись к Демократическому совещанию, как к парламенту, ибо даже если бы оно объявило себя перманентным и суверенным парламентом революции, все равно оно ничего не решает: решение лежит вне его, в рабочих кварталах Питера и Москвы.

Перед нами налицо все объективные предпосылки успешного восстания. Перед нами — исключительные выгоды положения, когда только наша победа в восстании положит конец измучившим народ колебаниям, этой самой мучительной вещи на свете; когда только наша победа в восстании даст крестьянству землю немедленно; — когда только наша победа в восстании сорвет игру с сепаратным миром против революции, сорвет ее тем, что предложит открыто мир более полный, более справедливый, более близкий, мир в пользу революции.

Только наша партия, наконец, победив в восстании, может спасти Питер, ибо, если наше предложение мира будет отвергнуто и мы не получим даже перемирия, тогда мы становимся «оборонцами», тогда мы становимся во главе военных партий, мы будем самой «военной» партией, мы поведем войну действительно революционно. Мы отнимем весь хлеб и все сапоги у капиталистов. Мы оставим им корки, мы оденем их в лапти. Мы дадим весь хлеб и всю обувь на фронт.

И мы отстоим тогда Питер.

Ресурсы действительно революционной войны, как материальные, так и духовные, в России еще необъятно велики; 99 шансов из 100 за то, что немцы дадут нам по меньшей мере перемирие. А получить перемирие теперь — это значит уже победить весь мир.

* * *

Сознав безусловную необходимость восстания рабочих Питера и Москвы для спасения революции и для спасения от «сепаратного» раздела России империалистами обеих коалиций, мы должны, во-первых, приспособить к условиям нарастающего восстания свою политическую тактику на Совещании; мы должны, во-вторых, доказать, что мы не на словах только признаем мысль Маркса о необходимости отнестись к восстанию, как к искусству.

Мы должны на Совещании немедленно сплотить фракцию большевиков, не гоняясь за численностью, не боясь оставить колеблющихся в стане колеблющихся: они там полезнее для дела революции, чем в стане решительных и беззаветных борцов.

Мы должны составить краткую декларацию большевиков, подчеркивая самым резким образом неуместность длинных речей, неуместность «речей» вообще, необходимость немедленного действия для спасения революции, абсолютную необходимость полного разрыва с буржуазией, полного смещения всего теперешнего правительства, полного разрыва с готовящими «сепаратный» раздел России англо-французскими империалистами, необходимость немедленного перехода всей власти в руки революционной демократии, возглавляемой революционным пролетариатом.

Наша декларация должна быть самой краткой и резкой формулировкой этого вывода в связи с программными проектами: мир народам, земля крестьянам, конфискация скандальных прибылей и обуздание скандальной порчи производства капиталистами.

Чем короче, чем резче будет декларация, тем лучше. В ней надо только ясно указать еще два важнейших пункта: народ измучился от колебаний, народ истерзан нерешительностью эсеров и меньшевиков; мы рвем с этими партиями окончательно, ибо они изменили революции.

И другое: тотчас предлагая мир без аннексий, тотчас разрывая с союзными империалистами и всякими империалистами, мы получим немедленно либо перемирие, либо переход всего революционного пролетариата на сторону обороны и ведение революционной демократией, под его руководством, действительно справедливой, действительно революционной войны.

Прочтя эту декларацию, призвав решать, а не говорить, действовать, а не писать резолюции, мы должны всю нашу фракцию двинуть на заводы и в казармы: там ее место, там нерв жизни, там источник спасения революции, там двигатель Демократического совещания.

Там должны мы в горячих, страстных речах разъяснять нашу программу и ставить вопрос так: либо полное принятие ее Совещанием, либо восстание. Середины нет. Ждать нельзя. Революция гибнет.

Ставя вопрос так, сосредоточив всю фракцию на заводах и в казармах, мы правильно учтем момент для начала восстания.

А чтобы отнестись к восстанию по-марксистски, т. е. как к искусству, мы в то же время, не теряя ни минуты, должны организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку, занять Петропавловку83, арестовать генеральный штаб и правительство, послать к юнкерам и к дикой дивизии такие отряды, которые способны погибнуть, но не дать неприятелю двинуться к центрам города; мы должны мобилизовать вооруженных рабочих, призвать их к отчаянному последнему бою, занять сразу телеграф и телефон, поместить наш штаб восстания у центральной телефонной станции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооруженной борьбы и т. д.

Это все примерно, конечно, лишь для иллюстрации того, что нельзя в переживаемый момент остаться верным марксизму, остаться верным революции, не относясь к восстанию, как к искусству.

Н. Ленин

Написано 13—14 (26—27) сентября 1917 г.

Источник (с соблюдением авторского курсива).

Большевики должны взять власть

Контекст: революционная ситуация назревает, однако руководство партии большевиков чересчур медленно и нерешительно на это реагирует. Загнанный в подполье и не всегда знающий конкретные обстоятельства, Ленин ясно видит общую обстановку и призывает сделать решающий шаг, одновременно убеждая и подгоняя партийное руководство. Написано 12—14 (25—27) сентября 1917 г.

БОЛЬШЕВИКИ ДОЛЖНЫ ВЗЯТЬ ВЛАСТЬ

ПИСЬМО ЦЕНТРАЛЬНОМУ КОМИТЕТУ, ПЕТРОГРАДСКОМУ И МОСКОВСКОМУ КОМИТЕТАМ РСДРП(б)

Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки.

Могут, ибо активное большинство революционных элементов народа обеих столиц достаточно, чтобы увлечь массы, победить сопротивление противника, разбить его, завоевать власть и удержать ее. Ибо, предлагая тотчас демократический мир, отдавая тотчас землю крестьянам, восстанавливая демократические учреждения и свободы, помятые и разбитые Керенским, большевики составят такое правительство, какого никто не свергнет.

Большинство народа за нас. Это доказал длинный и трудный путь от 6 мая до 31 августа и до 12 сентября: большинство в столичных Советах есть плод развития народа в нашу сторону. Колебания эсеров и меньшевиков, усиление интернационалистов среди них доказывают то же самое.

Демократическое совещание не представляет большинства революционного народа, а лишь соглашательские мелкобуржуазные верхи. Нельзя давать себя обмануть цифрами выборов, не в выборах дело: сравните выборы в городские думы Питера и Москвы и выборы в Советы. Сравните выборы в Москве и московскую стачку 12 августа: вот объективные данные о большинстве революционных элементов, ведущих массы.

Демократическое совещание обманывает крестьянство, не давая ему ни мира, ни земли.

Большевистское правительство одно удовлетворит крестьянство.

* * *

Почему должны власть взять именно теперь большевики?

Потому, что предстоящая отдача Питера сделает наши шансы во сто раз худшими.

А отдаче Питера при армии с Керенским и К0 во главе мы помешать не в силах.

И Учредительного собрания «ждать» нельзя, ибо той же отдачей Питера Керенский и К0 всегда могут сорвать его. Только наша партия, взяв власть, может обеспечить созыв Учредительного собрания и, взяв власть, она обвинит другие партии в оттяжке и докажет обвинение.

Сепаратному миру между английскими и немецкими империалистами помешать должно и можно, только действуя быстро.

Народ устал от колебаний меньшевиков и эсеров. Только наша победа в столицах увлечет крестьян за нами.

* * *

Вопрос идет не о «дне» восстания, не о «моменте» его в узком смысле. Это решит лишь общий голос тех, кто соприкасается с рабочими и солдатами, с массами.

Вопрос в том, что наша партия теперь на Демократическом совещании имеет фактически свой съезд, и этот съезд решить должен (хочет или не хочет, а должен) судьбу революции.

Вопрос в том, чтобы задачу сделать ясной для партии: на очередь дня поставить вооруженное восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства. Обдумать, как агитировать за это, не выражаясь так в печати.

Вспомнить, продумать слова Маркса о восстании: «восстание есть искусство» и т. д.

* * *

Ждать «формального» большинства у большевиков наивно: ни одна революция этого не ждет. И Керенский с К0 не ждут, а готовят сдачу Питера. Именно жалкие колебания «Демократического совещания» должны взорвать и взорвут терпение рабочих Питера и Москвы! История не простит нам, если мы не возьмем власти теперь.

Нет аппарата? Аппарат есть: Советы и демократические организации. Международное положение именно теперь, накануне сепаратного мира англичан с немцами, за нас. Именно теперь предложить мир народам — значит победить.

Взяв власть сразу и в Москве и в Питере (неважно, кто начнет; может быть, даже Москва может начать), мы победим безусловно и несомненно.

Н. Ленин

Источник (с соблюдением авторского курсива).

Юбилейное

Историю нужно учить по первоисточникам. Конечно, полноценное овладение источниками по тому или иному периоду требует изрядного времени и они не всегда доступны; поэтому в большинстве случаев даже специалистам, а уж тем более любителям приходится ограничиваться обзорными работами. Однако сложности работы с первоисточниками не стоит и переоценивать - при разумном их подборе необходимый для понимания вопроса объём материала может оказаться не слишком большим и даже меньшим, нежели многословие учебников, зачастую основывающихся на том же сравнительно небольшом количестве текстов.

При этом уровень понимания событий, который дают первоисточники, недостижим никакими иными способами. Первоисточники дают ход событий глазами тех, кто их видел и непосредственно на них влиял, они позволяют увидеть логику, мотивы и эмоции этих людей; в описании важнейших событий они способны ярко и рельефно выделить главное и свободны от предрассудков и искажений, который неизбежно вносит во взгляд на вещи ход времени.

Для популяризации этого подхода и погружения в атмосферу событий столетней давности я сейчас сделаю серию постов с короткими и яркими текстами того времени; речь идёт о текстах прекрасно известных, но, на мой взгляд, их стоит повторить в стотысячный раз, поскольку они дают образцы мощи и ясности мысли, которых не превзойдёт никакое юбилейное пустословие.

О "независимости" Каталонии

Каталония пользуется широким самоуправлением, национальный язык активно используется и в школах, и в государственном аппарате, национальную культуру тоже вроде бы никто не мешает развивать - одним словом, говорить о стремлении каталонцев освободиться от национального угнетения нельзя. Но в любом случае надо взглянуть на экономическую подоплёку этого дела.

Как я понимаю, смысл каталонского стремления к независимости состоит в том, чтобы посредством членства в ЕС сохранить доступ к испанскому рынку, при этом перестав делиться с остальными испанцами своими налогами. Поскольку Каталония - регион в среднем более промышленно развитый, чем остальная Испания, ей такой расклад будет выгоден. Идея не оригинальная, именно на основе этого механизма и построен весь Евросоюз. В едином государстве более развитые регионы получают доступ к рынкам сбыта и резерву рабочей силы менее развитых частей страны, расплачиваясь за это большим вкладом в общий бюджет, часть которого потом тратится на поддержку отсталых регионов.

В Евросоюзе же развитые страны наслаждаются полным доступом к рынкам сбыта и рабочей силы, при этом почти не тратясь на развитие инфраструктуры и соцобеспечение отсталых стран. Периферии ЕС, которая состоит в блоке, перепадают кое-какие субсидии, периферии без формального членства не достаётся и того, но в остальном ситуация примерно одинакова. Периферийные страны за свой счёт растят детей и дают им образование, но вырастая, эти дети потом трудятся на благо хозяев Европы. Тем, кто уже не может работать, пенсии по старости платят опять же их родные страны периферии. Когда спрос на рабсилу в "центре" падает, она возвращается домой, на периферию, тем самым избавляя капитал от необходимости платить ей пособие. Ещё лучше, если работники - нелегалы: тогда и затрат на медицину не нужно, и про трудовое законодательство можно забыть. Таким образом, капитал центра возлагает на периферию затраты по воспроизводству рабочей силы, а сам получает лишь выгоды от её эксплуатации. При этом капитал центра хозяйничает на рынках периферии, где местная промышленность практически уничтожена и не составляет конкуренции.

Каталония просто хочет сполна воспользоваться этим праздником жизни. В известной иерархии ЕС, где одни страны испражняются на головы другим, она планирует подняться чуть повыше, опустив при этом ещё ниже оставшуюся часть Испании. Такого рода "независимость" сильно напоминает любимую буржуазной пропагандой "свободу" бизнеса: в обоих случаях речь идёт не о реальной самостоятельности - ни бизнес без рабочих и государства, ни Каталония без Испании не проживут - а о переделе в пользу богатых общего пирога. В свете этого не может быть никакой поддержки сепаратистам из трудящихся классов. Их желание сбежать из бесконечного испанского кризиса можно понять, но они пытаются решить проблему не за счёт капитала, который её вызвал, а за счёт трудящихся остальной Испании.

Как видим, ключевую роль в идее независимой Каталонии играет её сохранение в ЕС*. Но тут дело пошло далеко не гладко - в общеевропейском масштабе роль каталонской буржуазии сравнительно скромна, и поэтому хозяева Евросоюза совсем не рвались ввести её в свой круг. К тому же независимость Каталонии означает как серьёзные конфликты в процессе своего достижения, так и сильный удар по Испании после этого - боссам ЕС совсем не улыбалось ещё больше разваливать и без того гнилую и хлипкую организацию. Поэтому до референдума они в основном твердили "договаривайтесь там сами с испанцами, и автоматического членства в ЕС не ждите" и сохранили примерно ту же позицию после, только лишь наморщив носы по поводу полицейской грубости. Мольбы каталонцев о посредничестве были отвергнуты, но даже если бы Евросоюз согласился, такое посредничество было бы крайне опасным. Тактику "разделяй и властвуй" никто не отменял, и её можно будет очень успешно применить в конфликте слабых и зависимых сторон. Так что каталонцам не стоит особо радоваться - даже в случае достижения независимости изрядной частью бонусов от неё придётся поступиться в пользу европейских хозяев.

Формальная сторона дела также сомнительна - за независимость проголосовали 2 миллиона человек из 5.3 миллиона, которые могли голосовать. Поскольку противники независимости в основном проигнорировали референдум, такого количества явно недостаточно, чтобы говорить о безоговорочной поддержке независимости массами. Правда, попытки испанского правительства сорвать референдум помешали многим проголосовать, и с учётом этих отсутствующих сторонники независимости в принципе могли бы дотянуть до поддержки половины населения. Но и этого было бы мало - каталонское общество явно расколото примерно пополам, и создавать в таких условиях новое государство значит обречь его на бесконечные внутренние конфликты в будущем.

Странной выглядит сама идея получить независимость в мирных условиях. Чтобы отломать от государства кусок, нужна либо силовая борьба за его отделение, либо развал государства в целом (как в Австро-Венгрии), либо полюбовное соглашение в правящей верхушке (как в Чехословакии; в Советском Союзе имело место сочетание двух последних вариантов). Ничего такого в Каталонии не было, и попытка отделиться происходит в сравнительно спокойных условиях, что ставит предприятие под большое сомнение. Впрочем, агрессия испанских силовиков и затяжной безвыходный кризис в Испании могут привести к разрастанию конфликта до непредсказуемых масштабов.

Но пока он не разросся, мы можем наблюдать долгую и позорную клоунаду буржуазных политиков, пытающихся реализовать радикальные меры, оставаясь в рамках буржуазной умеренности и законности, - забава, хорошо известная из истории. В процессе будет сказано очень много красивых слов, проведено много важных переговоров и достигнуто крайне мало практических результатов.

Впрочем, грубость испанского премьера Рахоя может прервать естественный ход этой почтенной забавы. Рахой вовсе не дурак и, затевая подчёркнуто агрессивный разгон референдума, знал, что делал. Терять ему нечего, более непопулярным и ненавистным он всё равно не станет, зато решительная борьба за сохранение национальной целостности укрепит его позиции. С другой стороны, капитал, почуяв кризис, начал разбегаться из Каталонии. Поскольку у власти там стоят буржуазные (не будем обманываться розовенькими флагами некоторых из них) националисты, изрядная часть массовой базы сепаратизма имеет мелкобуржуазные взгляды, и все они, как положено истинным буржуа, порядком трусливы, сепаратисты могут вскоре капитулировать.

Но в любом случае эта история далека от завершения. Сил радикально задавить каталонский сепаратизм у испанских властей нет, а экономическому кризису не видно конца; с другой стороны, сепаратисты хоть и трусоваты, но тоже не имеют никакой другой программы решения экономических проблем и поэтому будут продолжать сопротивляться. Таким образом, ни победа мадридского правительства, ни компромисс, который оставит Каталонию в составе Испании в обмен на дальнейшее углубление автономии, не дадут стабильного долгосрочного решения. Насколько далеко зайдёт этот конфликт и не перейдёт ли он в какой-то момент в неуправляемый хаос - предсказать сложно. Развал неолиберальной системы продолжается, но нет никаких сколь-нибудь заметных сил, способных на деле создать ей альтернативу.

* В свете этого крайне наивным выглядит стремление умеренно-популярного левого каталонского блока "Список народного единства" (СНЕ) отделиться одновременно и от Испании, и от Евросоюза. Прогрессивной мерой было бы выйти из ЕС всей Испанией целиком и, придавив по мере сил местный капитал, преодолеть затяжной кризис; промышленная мощь и размер внутреннего рынка Испании это вполне позволяют. Для Каталонии же независимость без ЕС будет означать потерю всех рынков и неизбежную экономическую катастрофу. Подобная программа СНЕ неизбежно приведёт к тому, что буржуазные политики сначала используют их как массовку в борьбе за независимость, а когда придёт время договариваться с ЕС - просто забудут об их существовании.

У них секса нет!

В блокнот пропагандисту: "Нью-Йорк Таймс" подробно и с примерами рассказывает, каких успехов достигли страны соцлагеря в деле освобождения женщин и как благотворно это отражалось на их личной жизни вообще и сексуальной жизни в частности. Признаётся также, что женщины соцстран имели больше прав и возможностей, чем большинство женщин на Западе, и что всё это было во многом утрачено после того, как над Восточной Европой воссиял свет свободы, демократии и рынка. Всё это перемежается ритуальными проклятиями про ужасы тоталитаризьму, но при этом открытым текстом написано, что организованная на государственном уровне борьба за освобождение женщин была очень эффективной.

Матильда, жаба и гадюка

Про "Матильду" - мой комментарий у Коммари, который увидел в этом бесконечном скандале заговор для отвлечения народа от темы революции.

Ситуация в СМИ отражает расклад сил в обществе. И пока сторонники революции никакой силой не обладают, ни о каком сколько-нибудь объективном обсуждении темы речи не будет, и никакие заговоры тут не нужны.

Весь этот скандал - просто конфликт подразделений идеологического борделя по поводу копирайта, отдел мракобесия обвиняет отдел сентиментальной дряни в нарушении авторских прав. Негодование мракобесов можно понять - они столько времени, сил и средств вложили в раскрутку брэнда "Николашка Мученик", а тут его вдруг вздумали использовать конкуренты. Без лицензии, без отчислений в пользу правообладателя! Как тут не взбеситься?

Тезисы по советскому вопросу

Сформулирую вкратце основные мысли из предыдущего длинного текста.

1. Уровень развития производства XX века недостаточен для коммунизма. Это опытный факт: ни одна из многих стран развитого капитализма при всём драматизме их истории не совершила коммунистическую революцию. Не помогает и объяснение, что капитализм вместо перехода на следующую стадию рос вширь, в колонии, - межвоенная Германия или Франция 60-х годов остались без колоний и имели вполне революционные ситуации, которые к революциям не привели. В то же время страны, от капитализма отказавшиеся, делая успехи в "догоняющем" развитии, в итоге возвращались к капитализму. Всевозможные отмазки в духе "злые социал-демократы/сталинисты/троцкисты помешали" не работают - победы и поражения политиков лишь отражают расклад классовых сил, а те - состояние производства. Стало быть, объяснение остаётся только одно - объективное содержание истории XX века состояло в развитии капитализма, а вовсе не в отказе от него.

2. Со второй половины XIX века страны передового капитализма развивались прежде всего "вширь", подчиняя себе более отсталые государства и эксплуатируя их как прямым грабежом, так и экономическими методами. Как правило, это подчинение помогало отсталым странам продвинуться в своём развитии, но это развитие было "зависимым", привязывавшим развивающиеся страны к развитым. При такой модели догнать развитые страны было невозможно, можно было только перейти на более высокий уровень зависимого развития. Выхода из этого тупика капитализм не давал, и поэтому капитализм нужно было низвергнуть.

3. Всякая крупная буржуазная революция в огромной мере осуществляется не собственно буржуазией, а трудящимися массами. С одной стороны, буржуа слишком трусливы и привязаны к старому режиму, чтобы радикально против него бороться, с другой - им не под силу сразу захватить и наладить работу той огромной части хозяйства, которую теряет отживший своё класс. Эту работу и выполняют трудящиеся массы, которые рушат старый мир, когда он уже слишком слаб, чтобы их удержать, и создают мир новый, но теряют власть, когда новый правящий класс набирает силу.

Период творчества масс продолжается, пока не решены основные задачи революции. Но поскольку задачей русской революции было не только уничтожение остатков феодализма, но и преодоление отсталости и зависимости, то этот период оказался очень долгим. Таким образом, Советский Союз был обществом "застывшей революции". Поскольку те же задачи решала и большая часть населения планеты, СССР оказался во главе движения мирового масштаба.

4. К концу 60-х годов задачи революции были решены. Ракетно-ядерный щит гарантировал независимость СССР, была создана мощная промышленность. Мировая система колониализма рухнула, из-за потери колоний и вызовов Второй мировой и Холодной войн обновил производство и управление капитализм развитых стран. Развитие производства в части освободившихся от ограничений колониальной зависимости стран, и замена старых форм зависимости на новые в другой части дало капитализму новые силы и простор для развития. Режим застывшей буржуазной революции был уже не нужен, и наступил обыкновенный капитализм.

5. В советском "обществе застывшей революции" ещё не было завершено классообразование. Сталинская бюрократия установила диктатуру и создала политическую основу для перехода к капитализму ещё в 30-х годах, но объективные задачи революции не были тогда ещё решены и требовали для модернизации промышленности и обеспечения независимости активности и творчества масс. Зародыш будущего эксплуататорского общества - бюрократия - была вынуждена до поры до времени с этим мириться и только после решения задач революции смогла породить полноценный эксплуататорский класс "для себя" и восстановить капитализм.

6. Сведение яркой истории коммунизма XX века к решению буржуазных задач могло бы показаться унизительным, но оно должно служить для коммунистов источником вдохновения и веры в свои силы. Если даже в условиях чисто буржуазных задач коммунисты смогли достичь громадных успехов, они будут тем более успешны, когда речь зайдёт о достижении их собственных целей. И если десятки лет капитализма уже видели сознательную и творческую деятельность и борьбу ранее забитых и бесправных сотен миллионов людей, значит недалёк и момент выхода настоящего коммунизма на арену истории.

Своеобразие советского термидора и советской революции

По поводу совершённого Сталиным термидорианского/бонапартистского* переворота, то есть перехода революционного советского правительства на контрреволюционные рельсы, Анлаз как-то спросил:

Правда, уже тут становится непонятным, почему, если переворот произошел еще в 1920 годах, а Троцкий умер в 1940, падение страны произошло лишь в 1991 году. Разумеется, можно сказать, что все это время продолжалась «агония режима» - но, если честно, представить агонию длиной более чем в полвека тяжело. Да и называть агонией проведение индустриализации, победу в самой тяжелой войне в Истории, освоение космоса и т.п. вещи как-то язык не поворачивается. Ну, действительно – если бюрократия все это время думала, как бы перейти от бонапартистского режима к полноценному капитализму, то зачем все это делалось?

Этот вопрос справедлив - советская власть в значительной мере сохраняла революционный характер гораздо дольше, чем режимы, возникшие в ходе традиционных буржуазных революций - но ответ на него будет ясен, если вспомнить, при каких обстоятельствах произошёл термидорианский переворот во Франции. Во-первых, на момент переворота французская буржуазная революция полностью решила стоявшие перед ней задачи. Конфискация и распродажа земель эмигрантов радикально решила земельный вопрос в пользу крестьянства, были отменены феодальные повинности, сословное деление и все прочие феодальные пережитки, мешавшие свободному развитию хозяйства. Во-вторых термидорианский переворот произошёл на фоне крупных успехов республиканской армии, в основном обеспечивших безопасность завоеваний французской революции от внешних врагов, и буржуазия, видя свои завоевания в безопасности, уже не готова была терпеть ограничения якобинской диктатуры, с которыми она мирилась ранее, боясь восстановления старого режима.

Советский Союз 20-30-х годов существовал в совершенно иных условиях. Республиканская Франция была в безопасности и даже сама угрожала соседям, а Советский Союз жил под постоянной угрозой империалистической агрессии, угрозой, воплотившейся в жизнь при нападении фашистской Германии. В сфере организации экономики французская революция сделала всё, что только позволял уровень производства того времени, полностью сметя любые пережитки феодализма, которые могли бы помешать развитию общества, и даже попытавшись сделать шаг в будущее, введя государственный контроль над торговлей и задумавшись о перераспределении богатств в пользу неимущих масс. Напротив, советская власть в ходе революции вовсе не решила всех стоящих перед обществом задач. Её объективной целью было не только уничтожение пережитков прошлого, но и преодоление отсталости страны, - а модернизация экономики была ещё очень далека от завершения.

Как видим, в СССР 30-х годов не было условий для полной и окончательной победы термидорианского режима. Напротив, хотя советская бюрократия уже была контрреволюционной по своим целям и методам, она нуждалась как в преданности масс в случае внешней агрессии, так и в их творческой энергии, направленной на быструю модернизацию страны.

К началу 70-х годов обстоятельства изменились. Победа во Второй мировой войне, крах мировой системы колониализма и создание ракетно-ядерного щита гарантировали безопасность от агрессии извне. С другой стороны, модернизация промышленности завершилась успешно - несмотря на известное отставание от передовых капиталистических стран, Советский Союз стал высокоразвитой индустриальной державой. Задачи революции были решены, и бюрократическая верхушка наконец-то могла избавиться от мешающего ей наследия революции**. Для этого, однако, понадобилось время. Если якобинцы правили недолго и революционную традицию было уничтожить легко, то советское общество за 50 революционных лет набрало изрядный ход, который не мог быть остановлен сразу. Инерции хватило ещё на полтора десятка лет - что было сильно облегчено лёгкими деньгами от продажи подорожавшей нефти - и начался закономерный контрреволюционный процесс.

Растянутость русской революции на десятки лет и её приход к капитализму обогащают наше понимание общих свойств революционного процесса. Марксизм понимает революцию как замену одного правящего класса другим, более прогрессивным. Такая замена подразумевает, что перед революцией элементы нового общества уже достаточно выросли и укрепились внутри старого, а класс, который собирается взять власть, достаточно силён и многочислен.

Вместе с тем накануне революции сильны и пережитки старого, и класс, отживший своё. Класс, призванный возглавить новое общество, начинает борьбу за власть, едва для этого появится возможность, не дожидаясь, пока старое общество отомрёт полностью, - а значит эта борьба не может быть лёгкой и ведётся приблизительно равными по силе противниками. И это не просто абстрактные рассуждения - новый и старый миры означают соответствующие типы хозяйствования. Уничтожение старых форм собственности, к моменту революции составляющих очень крупную часть экономики, требует реорганизации этой части экономики на новых началах. Французское и российское сельское хозяйство нужно было начать вести без помещиков, российская промышленность должна была начать работать без буржуазии - как видим, громадная часть хозяйства должна была быть перестроена в кратчайшие сроки.

Хотя дело шло о становлении капитализма, дореволюционной буржуазии было не под силу осуществить такую перестройку. С одной стороны, крупная буржуазия была тесно связана со старым режимом, и по мере развёртывания революции, этот режим полностью уничтожавшей, в силу этой связи в какой-то момент неизбежно оказывалась в контрреволюционном лагере (что характерно и для традиционных буржуазных революций). В России дело осложнялось международным связями. Её дореволюционная модернизация во-многом осуществлялась силами иностранного капитала, и это создавало внешнюю зависимость, так что когда буржуазия развитых стран развязала мировую войну, она смогла использовать в ней и Россию; наконец, отсталая российская промышленность в отсталой стране с не самым мощным внутренним рынком зависела от рынков внешних, что втягивало российскую буржуазию в империалистические разборки. Поскольку революция выступала против разрушавшей страну войны, российская буржуазия неизбежно вступала в конфликт с интересами буржуазной модернизации общества.

Как видим, крушение старого общества неизбежно делало необходимой его скорейшую перестройку, причём эта перестройка могла быть произведена только силами революционных масс. Революция должна была не просто заменить старое общество вызревшим в его недрах обществом новым, но разрушить старое и построить новое на его руинах. Даже само новое общество - там, где оно было в наличии, - должно было освободиться от гнёта старого мира, отбросить уродливые формы, приобретённые под этим гнётом, и, осознав и оформив себя как господствующую в новом обществе силу, пойти вперёд. А там, где ростков нового общества не было вовсе, его надо было создать с нуля.

Эти закономерности справедливы для всех великих революций. Если по результатам мелкой свары с феодалами буржуазия ещё может, вырвав у них небольшие куски собственности и власти, переварить их сравнительно легко, не меняя радикально ни общество, ни себя саму, то уже Великая французская революция, порвав со старым порядком, была вынуждена в кратчайшие сроки создавать на его руинах порядок новый, ведя при этом войну с контрреволюцией и интервентами; уже и во Франции на пике революции старая буржуазия перешла в контрреволюционный лагерь.

Итак, разрушить старый и создать новый порядок могли только восставшие массы. Эта массовость в свою очередь сообщала революции, пусть даже и направленной в конечном счёте на замену одного класса эксплуататоров другим, демократический характер, чуждый угнетению и эксплуатации, и именно поэтому на вершине даже великих буржуазных революций возникали и обретали силу социалистические настроения. По этой же причине буржуазные революции вдохновляли будущих коммунистов - хотя, казалось бы, они борются с капитализмом, - и страшили капиталистов, которые, казалось бы, должны прославлять события, поставившие их во главе общества; но вместо этого послереволюционные буржуа горячо ругали революции и пытались представить себя преемниками дореволюционных режимов, тем самым утверждая незыблемость эксплуатации и забитости масс.

Никакая революция не может выйти за пределы хозяйства своего времени. И коль скоро хозяйство не позволяет ещё создать бесклассовое общество без разделения труда, но, напротив, его уровню развитию соответствует буржуазный уклад, то революционные события закономерно приводят к триумфу капитализма. Из революционного авангарда выделяется часть, которая превращается в эксплуататоров и их защитников, отошедшие было в тень реакционные элементы вновь выходят на первый план, и сообща они уничтожают сохранившую революционный настрой часть авангарда и подавляют способность и волю масс к действию. Общество теряет свой недавний демократизм, вновь становится классовым, и революционные массы обнаруживают, что плодами их труда и самоотверженной борьбы завладела кучка паразитов. Так было ещё во Франции, где новый правящий класс родился из бывших якобинцев, осуществлявших революционный террор, и буржуа, сделавших капиталы на спекуляции, поставках революционной армии и скупке имуществ эмигрантов и роялистов. Так - в несравненно большем масштабе - случилось и в бывшем Советском Союзе, где переродившаяся революционная власть выделила из свой среды или создала буржуазию, наделив её собственностью, созданной трудом масс.

Франция к началу революции имела и достаточно современное для того времени хозяйство, и достаточно развитый капитализм. Поэтому там период революционного творчества масс был сравнительно краток, и после него страна пошла по уже неплохо ей знакомому и осознанному буржуазному пути. В отсталой и зависимой России революционной власти пришлось из довольно скромной основы строить современную промышленность и обеспечивать национальную независимость в разгар империалистических войн за передел мира; в результате период революционных преобразований, занявший во Франции пару лет, в Союзе растянулся на полвека. В таких условиях термидорианцы, получив политическую власть и подготовив почву для будущего установления капитализма, ещё очень долго не могли претворить эту программу в жизнь и были вынуждены проводить революционную политику и поддерживать революционную энергию масс.

Таким образом, вся советская история оказывается невероятно долгой буржуазной революцией, затянувшейся из-за сложности стоявших перед ней задач по преобразованию общества; из-за этого и "творчество масс" с коммунистическими элементами, неизбежное в любой крупной буржуазной революции, приобрело невиданные размеры. При этом построение капитализма требовало теории, которая бы этот капитализм описывала, а такой теорией является марксизм. В стране было необходимо создать капитализм - но марксизм именно и давал развёрнутую теорию капитализма, таким образом делая это созидание осознанным. Главной прогрессивной силой оказывался пролетариат, а зависимая буржуазия была препятствием на пути модернизации - но именно на революции пролетариата против капитала и основывается марксизм. Во главе революции, направленной на модернизацию общества, закономерно оказывалась группа, созданная именно для этой цели, - прогрессивная интеллигенция. Наконец, именно в отсталой и зависимой России особенно актуальна была борьба против иностранного империализма, а значит она делалась оплотом пролетарского интернационализма. Таким образом, марксистская теория перехода к коммунизму, которая безнадёжно опережала своё время даже в наиболее развитых странах Запада, оказывалась очень к месту в отсталой России, - но только до тех пор, пока Россия не преодолела свою отсталость.

Хотя утверждения о том, что СССР по сути строил капитализм, могут показаться парадоксальными, но мысль о том, что в ходе революции российскому пролетариату придётся решать буржуазные задачи, не нова и была сформулирована ещё до революции. СССР эти задачи и решил, ликвидировав сначала феодальные пережитки, а потом и мелкие частные хозяйства, создав индустрию и гарантировав национальную независимость. Правда, сто лет назад предполагалось, что за решением этих задач последует строительство коммунизма. Сейчас мы знаем, что это не так, - даже самые развитые капиталистические страны не были готовы к коммунизму, и даже в наиболее благоприятных обстоятельствах, как это было в Германии после Первой мировой войны или Франции 1968-го года, коммунистические революции не случались. А если даже наиболее передовые страны не готовы к коммунизму, то и Советский Союз, который хоть и ликвидировал отсталость, но не вполне достиг их уровня, коммунизм построить тоже не мог и поэтому неизбежно перешёл к капитализму.

В свете этого встаёт вопрос о моменте победы термидора в СССР. Анлаз вообще не считает, что такой переворот имел место, многие сталинисты относят его к 50-м годам, а Майсурян считает, что какой-то определённый момент здесь выделить нельзя. Это представляется мне не совсем корректным - хотя в Советском Союзе революционный строй действительно оказался законсервированным на невероятно долгое время, победа термидора вовсе не означает автоматическую утрату любого прогрессивного содержания. Наполеон был по большей части прогрессивен, когда шатался по Италии, и всё же это происходило уже однозначно после победы термидорианцев во Франции. Термидор - это момент изменения классовой сущности государственной власти, момент, когда она из выразителя интересов широких масс трудящихся превращается в выразителя интересов нового правящего класса. Такое изменение хоть и не случается в один момент, но всё же может быть выделено достаточно однозначно.

Классовая природа власти не может измениться легко и незаметно, но, как и всякое изменение правящего класса, требует массовой борьбы и массового насилия. Во Франции это означало столкновение между крупной буржуазией и зажиточным крестьянством с одной стороны и радикальными слоями мелкой буржуазии и городскими полупролетарскими массами - с другой. Эта борьба заняла несколько лет и прошла несколько этапов - разгром Робеспьером и его сторонниками левого крыла якобинства - эбертистов и "бешеных", затем свержение самого Робеспьера, после - отстранение от власти "левых термидорианцев" и подавление крупных Жерминальского и Прериальского восстаний. Термидор победил, но радикально настроенные круги не были окончательно сломлены в последовавшие несколько лет власти Директории, их добила только наполеоновская диктатура. В этом свете смешно и нелепо выглядят попытки отнести советский термидор к гонениям на противников Хрущёва в 50-е годы. Во Франции при замене одной буржуазной группировки на другую Эбер, Робеспьер и Сен-Жюст отправились на гильотину, Бийо-Варенн и Колло д'Эрбуа - в Гвиану; в Советском Союзе людей, совершивших величайшую революцию в истории, сменил чудовищный разгул реакции - так неужели ключевым моментом этого перехода была отправка Молотова послом в Монголию, а Кагановича - директором завода на Урал? На местах в то же время чуть пошумели, успокоились и забыли. Если Сталин - революционер, а Горбачёв с Ельциным - явные контрреволюционеры, то где в промежутке между ними террор, без которого невозможно повернуть революционную власть на реакционные рельсы?

Хотя Советский Союз большую часть своей истории был революцией, застывшей на стадии термидора, в нём были и другие элементы. Термидоринский режим существовал настолько долго, что ему самому потребовалась внутренняя стабилизация, и поэтому сталинский период приобрёл известные черты бонапартизма - стадии, закрепляющей достигнутое и удушающей любые попытки как возродить революцию, так и восстановить прежнее общество, стадии, для которой характерны жёсткие диктатура и идеологический контроль. Победа своеобразного сталинского "термидорианского бонапартизма" обусловила вялость уже полноценно буржуазного бонапартизма - путинского режима: основные бонапартиские задачи были решены задолго до него, власть была стабильна, сопротивление - задушено.

Может показаться, что сведение всего величия советской истории к выполнению буржуазных задач унизительно для коммунизма. Моя оценка противоположна - если даже в обстановке отсталого общества, которое была очень далеко от построения коммунизма, коммунисты смогли пусть и ненадолго, но победить и добиться громадных успехов, они будут тем более успешны в более благоприятных условиях. Буржуа же, напротив, даже капитализм, как выясняется, сами построить не могут, пожиная плоды революционного творчества масс.

* Анлаз вообще не разделяет термидор и бонапартизм, да и среди сторонников этой теории нет однозначного мнения о том, носил ли сталинский режим термидорианский или бонапартистский характер.

** Для сравнения взглянём на Кубу, которая не обеспечила себе безопасность до сих пор - и поэтому до сих пор в ней не победил термидор.

О пользе изучения Плеханова

Блоггерша blau-kraehe (Синяя Ворона) написала пост об ошибках, которые, по её мнению, были совершены послесталинским руководством СССР и в итоге привели к восстановлению капитализма; в планах её также написать альтернативную историю, в которой, по всей вероятности, к власти придут правильные товарищи, которые не совершат ошибок и построят коммунизм. У меня есть известные сомнения в том, что сочинения альтернативки на тему "как надо" - это лучший способ анализа причин краха советской системы; я предпочитаю использовать для этой цели марксизм. Но о собственно Советском Союзе - в другой раз, сейчас взглянём на сам текст blau-kraehe, подход которого крайне характерен для мышления очень многих левых, особенно в отношении советских проблем.

Итак, в чём причина всех бед? В том, что руководство совершило ошибки:

«Сейчас очевидно, что руководителями партии и Советов, авангардом то есть. были допущены фатальные, непоправимые ошибки. Ошибки случались и до 1956-57 года, но они не стали фатальными, их удавалось исправлять, или же их последствия не были абсолютно гибельными. После же этого момента куда ни ткни - все рассыпается, все валится, все становится только хуже»

Почему оно их совершило? Из-за непонимания:

«Я думаю, что все это были именно ошибки, обусловленные полным непониманием происходящего, непониманием ситуации. Конечно, были те, кто понимал - но они после определенных событий к решениям на высоком уровне не допускались.
Все дело в том, что начиная с Революции, большинству руководителей СССР было достаточно очевидно: строится совершенно новое общество, имеющее крайне мало общего с прежним. <...>
Начиная же с момента Перелома это понимание исчезает. То есть вообще исчезает понимание того, что в СССР строится какой-то новый, иной мир.»

«...вот отсутствие марксистского анализа и привело к ситуации, когда руководители стали мыслить простыми житейскими категориями: вроде бы "у них лучше", так давайте сделаем "как у них".»

И тут возникают вопросы. Куда и каким волшебным образом исчезло понимание? Почему поголовное обучение в советских школах с мощным марксистским уклоном их программ такого понимания не дало? Почему это понимание не усвоило громадное число людей, прошедших советские вузы, где марксизм изучался подробно и глубоко? Почему в неграмотной царской России к власти пришли грамотные марксисты, а в государстве с массовым образованием и марксизмом в качестве государственной идеологии грамотных марксистов или не было, или она были, но уже не имели власти?

Подобные вопросы не мной впервые заданы, и подробные ответы на на них даны уже очень давно, но, к сожалению, не всем левым известны.

«Как ни несомненно в указанных случаях действие личных особенностей, не менее несомненно и то, что оно могло совершиться лишь при данных общественных условиях. После сражения при Росбахе французы страшно негодовали на покровительницу Субиза. Она каждый день получала множество анонимных писем, полных угроз и оскорблений. Это очень сильно волновало г-жу Помпадур; она стала страдать бессонницей. Но она всё-таки продолжала поддерживать Субиза. В 1762 г. она, заметив ему в одном из своих писем, что он не оправдал возложенных на него надежд, прибавляла: «не бойтесь, однако, ничего, я позабочусь о ваших интересах и постараюсь примирить вас с королём». Как видите, она не уступила общественному мнению. Почему же не уступила? Вероятно, потому, что тогдашнее французское общество не имело возможности принудить её к уступкам. А почему же тогдашнее французское общество не могло сделать этого? Ему препятствовала в этом его организация, которая, в свою очередь, зависела от соотношения тогдашних общественных сил во Франции. Следовательно, соотношением этих сил и объясняется в последнем счёте то обстоятельство, что характер Людовика XV и прихоти его фавориток могли иметь такое печальное влияние на судьбу Франции. Ведь если бы слабостью по отношению к женскому полу отличался не король, а какой-нибудь королевский повар или конюх, то она не имела бы никакого исторического значения. Ясно, что дело тут не в слабости, а в общественном положении лица, страдающего ею. Читатель понимает, что эти рассуждения могут быть применены и ко всем другим вышеприведённым примерам. В этих рассуждениях нужно лишь изменить то, что подлежит изменению, например вместо Франции поставить Россию, вместо Субиза — Бутурлина и т. д. Поэтому мы не будем повторять их.

Выходит, что личности благодаря данным особенностям своего характера могут влиять на судьбу общества. Иногда их влияние бывает даже очень значительно, но как самая возможность подобного влияния, так и размеры его определяются организацией общества, соотношением его сил. Характер личности является «фактором» общественного развития лишь там, лишь тогда и лишь постольку, где, когда и поскольку ей позволяют это общественные отношения.

Нам могут заметить, что размеры личного влияния зависят также и от талантов личности. Мы согласимся с этим. Но личность может проявить свои таланты только тогда, когда она займёт необходимое для этого положение в обществе. Почему судьба Франции могла оказаться в руках человека, лишённого всякой способности и охоты к общественному служению? Потому что такова была её общественная организация. Этой организацией и определяются в каждое данное время те роли, — а следовательно, и то общественное значение, — которые могут выпасть на долю даровитых или бездарных личностей.»

Итак, марксистский взгляд на историю состоит в том, что возможности отдельных лиц влиять на развитие общества обусловлены общественной организацией и соотношением общественных сил. Если Ворона таки напишет свою альтернативку, то для её достоверности мало будет заменить не понимающего марксизма Хрущева на Молотова или ещё какого идейно-правильного вождя, надо будет ещё и изменить огранизацию общества и соотношение сил в нём, то есть заменить Советский Союз 50-х годов на какое-то другое, в истории не существовавшее общество. В этом воображаемом обществе можно без проблем вообразить и строительство коммунизма, но я затрудняюсь понять, как такой полёт воображения поможет разобраться в той бренной реальности, которая дана нам в ощущениях.

Впрочем, Синяя Ворона не только говорит об ошибках от непонимания, но и пытается проанализировать причины, это непонимание породившие.

«СССР существовал не в вакууме, информация о жизни в зарубежных странах доходила, причем в первую очередь и в наиболее полном объеме она доходила до руководства страны.
И вот постепенно элитой начали овладевать следующие идеи (причем элитой как антисоветской - тут с самого начала все было ясно, так и собственно советской):
- Социализм, капитализм, какая в попу разница? Самое главное - это "как живет простой человек"(варианты - как развивается наука и техника, как вообще идет развитие).
- Раз у них там получается лучше, значит, надо не мудрить, а просто взять да и сделать "как у них". Не, ну так сразу не получится, конечно. Система же другая совсем. Но наверное, ошибочная система, раз у них (якобы) все уже прямо живут в загородных коттеджах с неработающими женами, а наши-то работяги даже некоторые еще в бараках (у них тоже есть в бараках, конечно или даже вообще бездомные - но это они сами виноваты, неэффективные лентяи).
То есть "прогнила вся система", надо менять. Постепенно. Вводить какие-то элементы, похожие на капиталистические "эффективные". Хозрасчет, например. Ориентация предприятий на прибыль. Постепенное встраивание в систему мировой торговли, специализация на вывозе сырья.»

«Скорее всего, все это делалось из искреннего убеждения: раз "у них лучше получается" (получалось ли лучше - другой вопрос, важно, что все были в этом убеждены), то и надо сделать "как у них".»

«К моменту моего взросления, к концу 80х это было общее народное убеждение, которое как-то носилось в воздухе. Причем не так,что люди"хотели капитализма", упаси боже. Нет, капитализм - это плохо! А вот "эффективные хозяева", "хозрасчет", конкуренция, рынок - это хорошо. Общим было убеждение, что "там у них" живут, несомненно лучше. И что у нас так-то уж плохо, так плохо, что прямо дальше некуда. "Перемен требуют наши сердца". Нет. конечно, были и здравомыслящие люди, их было даже, наверное, большинство. Но удельный вес "желающих перемен" все рос. И ведь об этом все громче говорили с экранов и в газетах - плоскими шуточками юмористов, прозрачными намеками на то. что "и так всем ясно".»

Кажется, пришла пора поправить Маркса: сознание определяется не общественным бытием, а информацией, которая доходит до элиты. Хорошо ещё, что не зловредной пропагандой вражеских "голосов". Впрочем, дело тут не только в том, что мнения элиты определяются получаемой ей информацией (в том числе и из других стран) и потом влияют на страну, но и в том, что само население страны хочет капитализма. Прокапиталистические мнения элиты влияют на страну, а желание буржуазных перемен в стране влияет на мнения. Что-то мне это напоминает.

«Если идеи всякого данного человека определяются окружающей его средой, то идеи человечества, в их историческом развитии, определяются развитием общественной среды, историей общественных отношений. Следовательно, если бы мы задумали нарисовать картину «прогресса человеческого разума» и если бы мы не ограничились при этом вопросом — «как?» (как именно совершалось историческое движение разума?), а поставили себе совершенно естественный вопрос — «почему?» (почему же совершалось оно именно так, а не иначе?), то мы должны были бы начать с истории среды, с истории развития общественных отношений. Центр тяжести исследования перенёсся бы, таким образом, по крайней мере на первых порах, в сторону исследования законов общественного развития. Французские материалисты вплотную подошли к этой задаче, но не сумели не только разрешить её, а даже правильно поставить.

Когда у них заходила речь об историческом развитии человечества, они забывали свой сенсуалистический взгляд на «человека» вообще и, подобно всем «просветителям» того времени, твердили, что мир (т. е. общественные отношения людей) управляется мнениями (c'est l'opinion qui gouverne le monde). В этом заключается коренное противоречие, которым страдал материализм XVIII века и которое, в рассуждениях его сторонников, распадалось на целый ряд второстепенных, производных противоречий, подобно тому как банковский билет разменивается на мелкую монету.

Положение. Человек, со всеми своими мнениями, есть плод среды и преимущественно общественной среды. Это неизбежный вывод из основного положения Локка: по innate principles, нет врождённых идей.

Противоположение. Среда, со всеми своими свойствами, есть плод мнений. Это — неизбежный вывод из основного положения исторической философии французских материалистов: c'est l'opinion qui gouverne le monde (мир управляется мнениями. — Ред.).»

«...мы приходим к тому общему выводу, что государственное устройство обусловливается нравами, нравы же — государственным устройством. Но ведь это противоречивый вывод. Вероятно, мы пришли к нему вследствие ошибочности того или другого из наших положений. Какого же именно? Ломайте себе голову, сколько хотите, вы не откроете неправильности ни в том, ни в другом; они оба безупречны, так как действительно нравы каждого данного народа влияют на его государственное устройство и в этом смысле являются его причиной, а с другой стороны, они обусловливаются государственным устройством и в этом смысле оказываются его следствием. Где же выход? Обыкновенно в такого рода вопросах люди довольствуются открытием взаимодействия: нравы влияют на конституцию, конституция на нравы, — всё становится ясно, как божий день, а люди, не удовлетворяющиеся подобной ясностью, обнаруживают достойную всякого порицания склонность к односторонности. Так рассуждает у нас в настоящее время почти вся наша интеллигенция. Она смотрит на общественную жизнь с точки зрения взаимодействия: каждая сторона жизни влияет на все остальные и, в свою очередь, испытывает влияние всех остальных. Только такой взгляд и достоин мыслящего «социолога», а кто, подобно марксистам, допытывается каких-то более глубоких причин общественного развития, тот просто не видит, до какой степени сложна общественная жизнь.»

«Чтобы разделаться с этой путаницей, мы должны найти тот исторический фактор, который произвёл и нравы данного народа и его государственное устройство, а тем создал и самую возможность их взаимодействия. Бели мы найдём такой фактор, мы откроем искомую правильную точку зрения, и тогда мы без всякого труда разрешим смущающее нас противоречие.

В применении к коренному противоречию французского материализма это означает вот что: очень ошибались французские материалисты, когда, противореча своему обычному взгляду на историю, они говорили, что идеи не значат ничего, так как среда значит всё. Не менее ошибочен и этот обычный взгляд их на историю (c'est l'opinion qui gouverne le monde) (мир управляется мнениями. — Ред.), объявляющий мнения главной, основной причиной существования всякой данной общественной среды. Между мнениями и средой существует несомненное взаимодействие. Но научное исследование не может остановиться на признании этого взаимодействия, так как взаимодействие далеко не объясняет нам общественных явлений. Чтобы понять историю человечества, т. е. в данном случае историю его мнений, с одной стороны, и историю тех общественных отношений, через которые оно прошло в своём развитии, с другой, — надо возвыситься над точкой зрения взаимодействия, надо открыть, если это возможно, тот фактор, который определяет собою и развитие общественной среды, и развитие мнений. Задача общественной науки XIX века заключалась именно в открытии этого фактора.»

Потом начинается самое интересное - французские историки времён Реставрации, утописты, немецкие философы и собственно Маркс с Энгельсом.

Читайте классиков. Читайте Плеханова. Это полезно, иначе придётся анализировать общественую действительность с помощью теорий XVIII века, преодолённых в веке XIX-м.

Про Убер

Мой комментарий у Анлаза:

Традиционные таксисты - это типичная мелкая буржуазия. Иногда частники, лично владеющие всем, что нужно для их работы - машиной, умением её водить, знанием города. Иногда машина арендуется, но таксист всё равно остаётся мелким буржуа, поскольку он всё равно не продаёт рабочую силу, а работает достаточно самостоятельно; кладёт в карман столько, сколько сумеет заработать, а не столько, сколько хозяин выделит ему для поддержания работоспособности. Таксисты, которые трудятся на правах обычных наёмных работников - редкость.

Мелкобуржуазные таксисты как правило объединяются в подобие цехов, порой явно требуя приобретения лиценции, то есть закрывая путь для чужаков. Благодаря цеховой организации им удаётся контролировать рынок и порой завышать расценки.

Проблема традиционных такси - в плохой связи между клиентом и таксистами. Труднее всего приходится частникам-одиночкам, которые вынуждены полагаться на случай. Организованные таксисты контролируют места повышенного спроса типа вокзалов и аэропортов, а также имеют организационные центры, координирующие их работу и позволяющие вызывать такси; однако работает это не всегда хорошо и к тому же обычно включено в структуры таксистского цеха с их искусственными ограничениями рынка и завышением цен.

Убер тут выполняет две роли. Во-первых он сильно упрощает и удешевляет организацию и коммуникацию - такси можно вызвать через мобильное приложение, содержать специальные координационные центры в каждом городе не нужно, а приложение, разрабатываемое сразу в рассчёте на большое количество людей, оказывается удельно очень дешёвым. Во-вторых он легко включает в свою работу и связывает с клиентами одиночек, в том числе и тех, кто извозом не зарабатывает, а только подрабатывает. Стало быть, предложение на рынке растёт, а старые таксисты с их цеховыми привелегиями и завышенными ценами оказываются обойдены. И именно рост предложения за счёт частников-одиночек, а вовсе не рост нагрузки на машины объясняет более низкие цены. Правда, отказ от цеховой организации как всегда имеет и обратную сторону - старые таксисты работали пусть и по завышенным, но фиксированным расценкам; Убер же позволяет повышать цены при росте спроса.

В общем, обычная история - крупный капитал благодаря централизации и ведению бизнеса в большом масштабе подмял под себя мелких частников. Ситуация имеет известное сходство со старой рассеянной мануфактурой, где мелкие ремесленники тоже работали у себя в мастерских, но их связь с рынком находилась под контролем более крупного капитала. Крупный же капитал, захватив рынок, уже готовится извлекать выгоду из монопольного положения, - как минимум в России, где на днях Убер объединился с главным конкурентом - Яндекс-такси.

В экс-СССР мелкая буржуазия - главный оплот реакции и отсталости, и её переход под контроль крупного капитала можно было бы признать прогрессивной мерой, не говоря уже об упразднении явно архаичных цеховых привилегий. Но тут есть и обратная сторона - Убер, привлекая частников, мелкую буржуазию дополнительно плодит - пусть даже и в зависимой форме. Более того, доступность Убера бьёт по общественному транспорту, а возможность подрабатывать водителем в Убере служит дополнительным аргументом в пользу покупки машины.

Путин, Корбин и мерзости социал-демократии

Мой комментарий у Коммари:

Я прекрасно знаю, что справа господину Путину очень много славных кандидатур при желании найдется. От Кудрина и Медведева до Сережек Шойгу и Иванова.

Мне вот только крайне грустно, что слева нет ни одной.

Путин такой же правый, как и прочая компашка. Но он - один из немногих в России публичных политиков и единственный, ориентированный на большинство. Он просто не может не делать реверансов влево, если хочет сохранить популярность.

Вот в Англии Корбин есть

Корбин - это такой английский Зю, карманная оппозиция Ея Величества. Тридцать лет сидел в парламенте, говорил правильные слова и ничего толком не делал, только демонстрировал для публики, что у лейбористов есть левое крыло. С той же целью показать "смотрите, у нас есть и альтернатива слева" был выдвинут кандидатом в лидеры партии и неожиданно победил - рядовые лейбористы тонких комбинаций не поняли и проголосовали за него всерьёз. Но те, кто его выдвигал, конечно, не ошиблись, знали они, что человек свой. И когда Корбин, много лет отчаянно критиковавший ЕС, получил реальное влияние и реальную возможность бороться с ним, он начал вместо этого агитировать против Брекзита.

Дополнение:

В этом и состоит принципиальное разногласие настоящих левых с буржуазными социал-демократами. Дело не в том, что социал-демократы настроены на компромисс с буржуазией, а радикальные левые непременно хотят революции. Нет, коль скоро реальных перспектив прихода левых к власти и попыток построения коммунизма нет - а их нет прямо сейчас и не было в большинстве стран и большу часть времени - левые вполне готовы идти на компромиссы и временно довольствоваться частичным уступками буржуазии, раз уж ни на что большее нет сил*.

Однако за любым компромиссом стоит реальная борьба классов, и если буржуазия делает уступки левым, это значит, что трудящиеся массы силой выбили из неё эти уступки. И именно тут проявляется предательство эсдеков: вместо того, чтобы выбить из буржуазии столько, сколько возможно при текущем раскладе сил, они под разговоры о компромиссах сливают протест и делают всё возможное, чтобы он прошёл впустую и чтобы массы не получили даже того, что обстоятельства позволяют им получить. Протест сравнительно слаб - они сольют его целиком, протест сильнее - они кое-что выторгуют и поставят это себе в заслугу, хотя без этих добреньких посредников из ситуации можно было бы выжать гораздо больше.

В Греции Ципрас пришёл к власти на волне массовых протестов и массового недовольства неолибералами - и предал протестующих, согласившись на ещё более людоедский вариант неолиберальных реформ. В Англии массы были недовольны - и получили Корбина, так что вместо атаки на Евросоюз слева неожиданно случилась его поддержка из номинально-левого лагеря.

Эту механику буржуазной политики, в которой непримиримые, казалось бы, враги на самом деле всего лишь разыгрывают хорошего и плохого полицейских в рамках общей для них структуры, и в подходящий момент "хорошие" могут легко стать плохими и наоборот, важно понимать именно сейчас. Капитализму худо, он скачет из одного кризиса в другой, а недовольство масс растёт и в за счёт ослабления капитализма у них появляются шансы на успех. Тут-то и поднимаются наверх всевозможные радетели за народное благо, которые пытаются подчинить себе протест и направить его в максимально безвредное для буржуазии русло. И по мере усиления кризиса капитализма их будет появляться всё больше и больше, так что массам, если хотят чего-то по-настоящему добиться, стоит остерегаться этой уловки.

* При этом открыто заявлять о готовности к компромиссу ещё до начала переговоров значит автоматически ухудшать свои позиции.

Катарский конфликт

Конфликт Катара с другими нефтяными монархиями Персидского залива, который возник как будто из ничего и за несколько дней дошёл до полного разрыва дипломатических отношений, показывает, как плохо чувствует себя современный империализм и как его кризис закономерно рождает конфликты недавних союзников. Своеобразие монархий Персидского залива состоит в том, что они получают огромные доходы от продажи нефти, которые надо куда-то вкладывать. Отсюда - строительный бум в Дубае или попытка провести футбольный чемпионат мира в Катаре. Однако одного строительства тут мало, а феодальные порядки и малые размеры большинства этих стран затрудняют внутренние инвестиции. Капитал приходится экспортировать, и встаёт вопрос рынков для этого*. Это обуславливает агрессивную внешнюю политику. Нефтяные монархии именно потому так активно вмешивались во внутренние конфликты арабских стран, пытаясь установить там лояльные правительства, что контроль над политической властью нужен для эффективного и безопасного помещения капиталов. Однако экспансия шла с громким скрипом, и в итоге дружные некогда союзники начали ссориться.

Эта история показывает, как сопротивление экспансии раскалывает ряды империалистов. Не слишком удачный конфликт Запада с Россией вокруг Украины резко усилил позиции "новых правых", требующих замены ставшего чересчур затратным агрессивного авантюризма на более осторожную и сдержанную политику. Конфликт с Катаром по всей вероятности возник под влиянием отсутствия успехов в Сирии и Йемене: не имея возможности решить свои проблемы за счёт внешней экспансии, капиталисты оказываются заперты в рамках старых сфер влияния, и им не остаётся иных возможностей для роста, кроме как пожирать друг друга, тем самым руша систему своего господства. Вопрос по-прежнему лишь в том, когда она развалится окончательно и сколько крови прольёт в своей предсмертной агонии.

* Мне не совсем понятно, что мешает по российскому образцу просто выводить капиталы на Запад, в мировой центр накопления. Возможно, капиталов слишком много и простора для выгодного вложения всех их не хватает; или же накладывает ограничения своеобразная система собственности, в которой нефтедобывающие компании принадлежат не отдельным капиталистам, а правящему феодальному клану в целом.

Венесуэла как пример

При всех проблемах существующего венесуэльского режима, при всей его безалаберности в управлении экономикой у него есть одно достижение, которому следует поучиться левым всего мира, и поучиться именно сейчас, когда он находится в тяжёлейшем положении. А именно: чависты подают блестящий пример того, как левое правительство может сохранять власть в условиях экономического кризиса.

Тем левым, которые управляют, сохраняя рынок и буржуазную демократию, это удаётся крайне редко. Система перераспределения в интересах трудящихся масс в рамках буржуазной экономики - это как правило роскошь периодов роста, когда можно насытить буржуазных волков, одновременно подкармливая народ. Когда рост заканчивается, капитал немедленно требует, чтобы его текущие затруднения были решены за счёт средств, ранее достававшихся массам, а рыночная экономика в сочетании с буржуазной демократией позволяют провернуть этот грабёж с лёгкостью. Рынок даёт возможность давить на левое правительство, которое вынуждено нести ответственность за экономические неудачи, вызванные действиями буружазии, "демократия" позволяет привести к власти правых, и они без проблем отдают капиталу всё, что ему нужно: социальное обеспечение сворачивается, отправляя сэкономленные средства в карманы крупных буржуа, государственные предприятия приватизируются, чаще всего теряя в полезности для общества и капитальных инвестициях в угоду сиюминутным прибылям новых хозяев.

При этом успехи в управлении экономикой не играют особенной роли - кейнсианцы 50-х - 60-х или схожее с ними киршнеровское правительство в Аргентине выдавали рекордные темпы роста, а их правые преемники экономику в основном разваливали. Но если ставшие нетерпимыми для капитала левые теряли власть при первых же сколь-нибудь серьёзных проблемах, то удобные капиталу правые могли потом сколько угодно уничтожать экономику - власть оставалась у них.

Этот сценарий прошёл в глобальном масштабе при переходе от кейнсианства к неолиберализму на Западе, он же, например, был реализован при падении левых режимов Альенде в Чили в 70-х или в Бразилии и Аргентине - в последние несколько лет. "Меры строгой экономии" при любых экономических проблемах стали общим местом буржуазной теории и практики.

На этом фоне чависты Венесуэлы выделяются способностью крайне эффективно сохранять власть в тяжелейшей ситуации. Спад цен на нефть сильно ударил по экономике, обострились проблемы неэффективной системы дотационных цен, которая была создана во времена легких денег от дорогой нефти, а сейчас ведёт к расцвету спекуляции, и зависимость от экспорта, который толком не научились замещать, - скрывая, опять же, все проблемы нефтяными деньгами. Массы недовольны проблемами в экономике, почувствовав трудности режима, внутренняя и внешняя буржуазия пошли в агрессивную атаку, система буржуазной демократии даёт им громадный простор для действия, которое подкрепляется постоянными уличными стычками, парламент и многие выборные посты попали под контроль правой оппозици, делающей всё для свержения чавистов, - но при всём при том режим сохранил контроль над исполнительной властью и не собирается сдаваться. Такая способность держаться у власти - крайне, повторю, редкая для умеренных левых - заслуживает безусловного внимания и изучения.

Тут поборники буржуазной идеологии - если бы таковые меня читали - могли бы возопить: смотрите, он призывает учиться у режима, который привёл страну к экономическому краху, сохранять свою отвратительную власть вопреки этому краху! Венесуэльский режим неэффективен, надо не учиться у него сохранять власть вопреки экономическим неудачам, а заменить его на режим, который обеспечит экономический рост, - разумется, путём сворачивания социальной системы, приватизации государственных предприятий, обеспечения рыночных свобод и привлечения иностранных инвесторов.

Да, отвечу я, левые должны учиться сохранять власть вопреки экономическим трудностям - и учиться этому не только у чавистов, но даже и у буржуазных режимов, которые блестяще обладают этой способностью. Сколько экономик уже разрушили и разрушают прямо сейчас неолиберальные режимы - и как редко они при этом теряют власть, как они умеют каждую свою экономическую неудачу использовать как способ добиться ещё большего влияния и повторить прежние ошибки в ещё большем масштабе! Левые должны не мечтать о том, чтобы сделать хорошо всем, во всём и сразу, посыпая голову пеплом и отказываясь от своей программы при первых же неудачах, а учиться и у друзей и у врагов проводить эту программу в жизнь, какие бы неудачи им при этом не стречались и какой бы безнадёжной ни казалась текущая ситуация.

При этом я вовсе не собираюсь идеализировать венесуэльский режим. Он сам создал себе проблемы, полагаясь на нефтяные доходы и тем самым оставаясь в зависимости от мирового рынка, проедая эти доходы вместо развития собственной промышленности, сохраняя внутренний рынок, тем самым давая почву спекуляции, и сохраняя буржуазную демократию, которая позволяет так легко лишить их власти (набери Мадуро на президентских выборах 2013 года на пару процентов голосов меньше - и чависты потеряли бы исполнительную власть уже тогда - хотя, как показывает нынешняя стойкость режима, даже в этом случае правым вряд ли удалось бы быстро одержать полную победу). И при всей своей стойкости режим чавистов скорее всего скоро падёт - слишком у него много проблем и не видно серьёзных успехов в их решении. Однако даже эта прискорбная ситуация не мешает многому у него научиться.