1. Бедняки Запада бунтуют достаточно часто. Они выполняют самую низкооплачиваемую работу, лишены стабильной занятости и потому постоянно живут в неустойчивом состоянии, их зачастую презирают более обеспеченные слои. Тяготы жизни ведут к моральной деградации и росту преступности. Чтобы бороться с преступностью и вообще насаждать страх и покорность среди обозлённой бедноты, государство широко применяет полицейское насилие. Угнетённое и униженное существование усугубляет общая безнадёжность. Социальная структура устоялась и приняла практически сословную форму, социальные лифты не работают, жизненный уровень масс не растёт, и низшим слоям общества очень трудно сколько-нибудь серьёзно улучшить своё положение. Долгое время терпя неудачи и унижения, многие утратили всякую веру в лучшее и не используют даже те скудные возможности, которые предоставляет им капитализм. Поэтому не находящая выхода энергия выплёскивается вспышками бессмысленного разрушения.
Недавние бунты были особенно масштабными и агрессивными из-за последствий коронакризиса, который сильнее всего ударил по самым бедным. Эти бунты добились известных успехов: карантин начали снимать активнее, встал вопрос об ограничении произвола полиции, вероятны и небольшие материальные подачки. Это максимум достижений для столь хаотичного протеста.
2. Примерно через неделю после начала буржуазия перехватила контроль над протестами. Это видно по тому, что они стали гораздо менее агрессивными, вместо погромов начался дешёвый балаган со стоянием на коленях, вырос размах буржуазного лицемерия, а буржуазная пресса начала активно поддерживать протестующих. Очевидна управляемость протестов в Европе - когда в Амстердаме, Берлине и Копенгагене люди выходят со стереотипными плакатами на английском языке, то дело явно не в реакции на местные проблемы. Перехват контроля имел две цели: сделать протесты безопасными и использовать их в своих интересах.
Чем более управляемыми становились протесты, тем агрессивнее возрождалась коронавирусная афера. Сначала буржуазная пропаганда вообще ненадолго забыла про вирус, затем её карманные "эксперты" выдали фантастически наглое предложение выходить на демонстрации против расизма во имя борьбы с вирусом, а когда протесты были вполне поставлены под контроль, то буржуазия тут же начала вновь нагонять панику про "вторую волну вируса". Поскольку мировая система капитализма едина, то эти изменения сразу отразились во всём мире: ограничения сняли в том числе в России, а "вторую волну" объявили также в Азии.
3. При буржуазной демократии существует разделение труда, где одни политики действуют кнутом, выступая за агрессивное подавление недовольства, а другие пряником, отчасти поддерживая протестующих и успокаивая их обещанием мелких уступок. Номинально-левое крыло специализируется на контроле за не-белыми, а номинально правое - на контроле за белыми бедняками. Это различие крайне условно: там, где протесты опасны, а власть принадлежит партии пряника, она давит их силой по заветам партии кнута.
4. Масштаб протестов не столь велик для стран, в которых живут десятки и сотни миллионов людей. Протесты хаотичны, не сплочены серьёзной организацией, идеологически беспомощны и не выдвигают сколько-нибудь подробную программу решения общественных проблем. Героические борцы с империализмом Колумба молчат по поводу современных военных баз, противники финансирования полиции не говорят про военные бюджеты. Почти не упоминаются стандартные для самой умеренной социал-демократии лозунги - трудовые права, социальные выплаты, доступные и качественные образование и медицина. Ничего не говорится про проблемы коронакризиса - безработицу и ограничение демократических прав. Таким образом, текущие протесты сильно уступают многим протестам последних лет и десятилетий, которые были лучше организованы, более многочисленны, более явно выступали против капитализма и империализма, но в итоге ничего не добились. Поэтому было бы странно ждать значимых успехов от текущих протестов в их теперешней форме.
5. Среди беднейших слоёв общества присутствуют как пролетарии, способные помочь общественному прогрессу, так и люмпен-пролетарии - деклассированные элементы, причиняющие лишь вред:
Люмпен-пролетариат, представляющий собой отбросы из деморализованных элементов всех классов и сосредоточивающийся главным образом в больших городах, является наихудшим из всех возможных союзников. Этот сброд абсолютно продажен и чрезвычайно назойлив. Если французские рабочие во время каждой революции писали на домах: «Mort aux voleurs!» — «Смерть ворам!» — и многих из них расстреливали, то это происходило не в силу их благоговения перед собственностью, а вследствие правильного понимания того, что прежде всего необходимо отделаться от этой банды. Всякий рабочий вождь, пользующийся этими босяками как своей гвардией или опирающийся на них, уже одним этим доказывает, что он предатель движения.
(Энгельс, предисловие к "Крестьнской войне в Германии".)
Смешение пролетариев и люмпенов - излюбленный приём буржуазной пропаганды. С одной стороны, откровенные реакционеры показывают деградировавших и опасных для общества люмпенов и пытаются уверить, что таковы все пролетарии. С другой стороны, добренькие радетели о народном благе подают защиту угнетённых в форме защиты люмпенов, тем самым придавая борьбе за интересы пролетариата абсурдные формы и подыгрывая реакционной пропаганде.
6. Мелкобуржуазные обыватели в подавляющем большинстве ещё не сказали своего слова. Они недовольны текущим кризисом и поэтому отчасти сочувствуют протестам. Но ещё больше они боятся потерять остатки хрупкого благополучия. Поэтому если протесты и общий хаос в обществе продолжатся, обыватели захотят полицейских мер и поддержат партию порядка, как это было на выборах 1968 года (1, 2).
Это общая характеристика подобных процессов в обществе буржуазной демократии; здесь всё достаточно типично. Теперь рассмотрим своеобразную структуру общества, возникшую в эпоху неолиберализма.
7. Капитализм часто включает в себя реакционные архаичные элементы, но они не являются его неотъемлемой частью. Так, систематический официальный расизм был частью "классического" империализма, когда с его помощью обеспечивалось подчинение угнетённых рас и народов. Но к концу 60-х годов классический империализм был почти полностью разрушен с провалом множества колониальных войн и распадом колониальных империй. Угнетение народов на основе прямой силы и грубых запретов стало неэффективным, и поэтому классический расизм также был в основном устранён. В свете этого выглядит нелепым постоянное поминание старых травм, рабства и сегрегации. Событиями седой древности нельзя непосредственно объяснять современность. Крепостное право в Российской империи было отменено примерно тогда же, когда и рабство в Америке, но народ определённо не испытывает ненависти к помещикам и их потомкам. Москвичей не оскорбляет торт "Наполеон", и тем более никого не беспокоит, что английское слово "slave", раб, происходит от слова "славяне" и что аналогичное происхождение имеет итальянское "чао".
С отменой официальных ограничений классовое неравенство никуда не делось, представители ранее угнетённых рас по большей части попали в ряды формально полноправных, но бедных и угнетённых народов. Таким образом, унаследованное от докапиталистических формаций официальное неравенство сменилось типично буржуазным экономическим неравенством при формальном равноправии. Но затем возник неолиберальный капитализм, породивший совершенно новую форму расизма.
В неолиберальную эпоху крупный международный капитал контролирует весь мир. Таким образом на рынке рабочей силы достигается огромный перевес предложения над спросом, что позволяет эффективно раскалывать и сталкивать друг с другом различные группы трудящихся масс. Национальные и культурные различия дали таким манипуляциям очень хорошее прикрытие.
Современный мир един, но в нём существует сложная многоуровневая иерархия. Есть страны капиталистического центра, которые живут за счёт сложного промышленного производства, контроля над мировыми финансами и империалистической ренты, новые промышленные страны с дешёвой рабочей силой, куда в последние десятилетия выводилось трудоёмкое производство, страны - поставщики сырья, разрушенные страны, которые поставляют на рынок трудовых мигрантов и ожидают своей очереди на освоение международным капиталом, и страны, которые капитал ещё не начал активно использовать и которые тем самым служат резервом на будущее. Эти категории причудливо переплетаются между собой и меняются в зависимости от обстоятельств: так, одна и та же страна может одновременно служить поставщиком сырья и мигрантов, одни районы в одной стране поставлять мигрантов для других районов, производители нефти с одной стороны принадлежат к сырьевой периферии, зависимы от мирового рынка и теряют капитал, а с другой стороны - благодаря завышенным ценам на нефть попадают в число эксплуататоров.
Далее следует ещё более запутанная внутренняя иерархия. Основа класса капиталистов - собственники и топ-менеджеры крупных корпораций, далее капиталисты помельче, которые не оказывают столь большого и непосредственного влияния на ход дел, но в совокупности не только богаты, но и влиятельны, далее многомиллионный слой привилегированной обслуги правящего класса - эти люди зависят от крупного капитала, но их положение стабильно и им гарантировано обеспеченное существование. Описанные выше слои распределены по всему миру, но концентрируются в основном в странах капиталистического центра, к которым в последнее время всё более приближаются страны Азии. Есть слой международной обслуги крупного капитала, который не вполне привязан к стране проживания и может часто переезжать. Промышленные рабочие стран центра достаточно обеспечены в силу высокой производительности местной промышленности и порой перепадающих крох империалистической ренты; если они состоят в сильных профсоюзах, это делает их положение ещё лучше. Но эта категория крайне уязвима к переносу производства в другие страны и за его счёт в значительной мере разрушена. К ним примыкают широкие слои наёмных работников разного уровня доходов - от мелких офисных клерков до работников супермаркетов и чернорабочих. Промышленные рабочие и наёмные работники "широкого спектра" сходного типа многочисленны и в более бедных странах, но там они не имеют доступа к империалистической ренте.
Во всех странах существует многочисленная мелкая буржуазия, обыкновенно страдающая от колебаний рынка и конкуренции крупного капитала. Порой мелкая буржуазия - это просто наследие прошлого, ещё не упразднённое прогрессом, но она также постоянно порождается в современную эпоху. Мелкий собственник не мыслит жизни без рынка и потому является идеальной политической опорой для крупного капиталиста. Поэтому буржуазия часто плодит мелких буржуа с помощью заниженных налогов и дешёвых кредитов. Буржуазный идеал поощряет к занятию мелким бизнесом широкие слои обывателей. Постоянное разрушение старого общества, в ходе которого открывается простор для экспансии капитала, порождает огромные люмпенизированные массы без устойчивых занятий и социального положения, и они также часто перебиваются мелким бизнесом - вспомним массовую торговлю 90-х; подобное явление ещё более распространено в самых бедных странах с их огромным количеством уличных торговцев и мелких производителей. Наконец, в слаборазвитых регионах ещё существует огромная и нищая архаичная крестьянская масса, которая обречена на скорый разрыв со своим традиционным положением и служит резервом рабочей силы для будущего развития.
Движение капитала, развитие экономики и миграция связывают эту запутанную картину единой сетью. Люди едут из бедных стран в богатые, причём может существовать многоуровневая иерархия: украинцы едут в Польшу, а поляки - в Германию. Далее существует разделение между постоянными мигрантами и сезонными, среди постоянных - между легальными и нелегальными, а также между теми, кто освоился в культуре новой страны, и теми, кто к ней ещё не привык и может существовать только в привязке к диаспоре. В странах, из которых происходит много мигрантов, формируется дополнительный слой людей, которые ждут возможности эмигрировать. Наряду с конкуренцией наёмных работников за привилегированные места в международной иерархии существует конкуренция стран за привлечение международного капитала. Неолиберальный капитал так силён, а альтернативные модели так слабы и бездарны, что экономическое развитие мыслится только с помощью неолиберального капитала, и разные страны наперебой предлагают ему наилучшие условия: свободу от налогов и ограничений, дешёвую рабочую силу, возможность беспрепятственно грабить национальное достояние. В случае любых препятствий капитал может перейти в страны с более благоприятными условиями и оставить покинутые страны в упадке, поскольку способность развиваться самостоятельно они в основном утратили.
Этот запутанный экономический механизм создаёт райские условия для политического господства буржуазии. Во-первых при наличии общего экономического роста есть надежда перейти в более высокую категорию, и это предотвращает вспышки недовольства масс. Можно переехать в страну побогаче, нелегальный мигрант может легализоваться и выучить язык, получив благодаря этому работу получше, а дети его будут воспитаны уже в местной культуре и благодаря этому поднимутся по социальной лестнице. Во-вторых экономическое разобщение в сочетании с национальными и культурными различиями открывает богатейшее поле для стравливания наёмных работников между собой, тем самым делая их совершенно безопасными для системы в целом. Мигранты конкурируют с коренным населением, понижая цену рабочей силы. Этот объективный экономический конфликт отчасти несознательностью масс, отчасти целенаправленной буржуазной пропагандой тут же облекается в национально-расовую форму. Коренное население начинает исповедовать взгляды в духе классического расизма, клеймя пришлых "дикарей", в то время как приезжающие из бедных стран поминают империализм и клеймят расизм. Но на деле у обеих категорий одна и та же цель: подняться выше в капиталистической иерархии и получить чуть больше благ, положенных жителям более привилегированных стран.
Формы конкуренции весьма разнообразны. Местный житель беден, но обладает гражданством страны центра и естественным образом владеет её языком и культурой, что позволяет ему легче искать работу. У мигранта может не быть гражданства и владения культурой, но он будет более энергичен и готов на любую работу. Жители регионов, пребывающих в упадке, будут злы на тех, у кого экономика работает лучше, пусть даже между ними нет никаких культурных барьеров. Внутри стран может существовать разделение на центр и периферию, так что периферия будет зла, а центр заинтересован в сохранении привилегий и потом будет рассказывать о дикости периферийных жителей, как это случается с Москвой и остальной Россией. Мигранты, живущие в стране много лет, будут злы на только что приехавших соотечественников, потому что те повышают предложение рабочей силы и тем способствуют понижению зарплат и безработице. Разные мигранты будут конкурировать между собой за внимание принимающих стран и демонстрировать разные преимущества: кто-то ближе по своей культуре, а кто-то приехал из стран, где господствует тот же язык. В Эстонии и Латвии введено разделение на полноправных местных и официально неполноправное славянское население. Жители стран Восточной Европы, которые поставляют мигрантов в более богатые страны, боятся конкуренции неевропейских мигрантов и прикрывают этот страх опять же расизмом. Помимо борьбы за возможность эмигрировать существует борьба за привлечение иностранного капитала, весь современный мир построен вокруг попыток подняться повыше в единой буржуазной иерархии. Поэтому в России, где население формально никак не связано с национальными и расовыми конфликтами на Западе, всё же так популярно расистское отношение к этим конфликтам: прославляя господство западных белых, российские белые хотят таким образом поднять свой статус в мировой иерархии. Место в иерархии становится своего рода капиталом, и его владельцы приобретают психологию мелких буржуа, пусть даже они и работают по найму.
Этот конфликт, имеющий в своей основе экономику и порой переплетённый с национальными и культурными различиями, а порой почти никак с ними не связанный, активнейшим образом используется буржуазной политикой и пропагандой для разобщения и стравливания масс именно в национальном и расовом ключе. Экономическая сторона дела тщательно скрывается, поскольку её понимание помогло бы действенному сопротивлению. Выпячиваются расовые, национальные и культурные различия, которые скрывают механизм раскола и придают ему абстрактную и абсолютную форму "конфликта цивилизаций", вместо конфликта классов и более мелких экономических групп говорят о конфликте культур. Вместо сплочения людей единой культурой внедряется идеология "мультикультурализма", где все культуры формально провозглашаются равноправными, но акцент делается на различия между ними, - по сути то же самое, что и прежний принцип "равные, но разные", которым прикрывалась сегрегация. Работа по вовлечению мигрантов в местное общество не ведётся, наоборот в той или иной форме поощряются диаспоры и разобщение. Сама болтовня про мультикультурализм сводит культуру к примитивным элементам типа национальной кухни и одежды, вовсю насаждается мракобесие. Нелегальный и временный статус множества мигрантов ещё больше затрудняет их объединение с коренным населением и потому выгоден капиталу.
Всё это используется в политике. С одной стороны существуют политические силы, осуждающие мигрантов, критикующие захват ими рабочих мест и мигрантскую культуру. За ними стоит местная мелкая и средняя буржуазия, а также значительная часть местных рабочих - все, кто страдает от конкуренции со странами Третьего мира и выходцами из них. В пропаганде такого рода националистов значительную роль играет представление мигрантов и меньшинств дикарями и прочие формы классического расизма, который, однако, опирается на совсем другую экономическую почву - дело не в колониальном грабеже, как то было раньше, а в международной конкуренции. С другой стороны работают защитники меньшинств, массовую базу которых составляют собственно эти меньшинства, а также те слои местного населения, которые не испытывают конкуренции меньшинств, получают подачки от эксплуатирующего меньшинства крупного капитала или эксплуатируют их сами как разного рода домработниц и чернорабочих. На словах идеалы этой группы прекрасны, но на деле она непосредственно представляет международный капитал, работает на разобщение масс и снабжает буржуазию дешёвой рабочей силой. Своим обличением расизма она одновременно противопоставляет различные меньшинства большинству и делает их зависимыми от себя.
Разного рода подачки и угрозы неотъемлемо связаны с этой подлой системой разобщения, запугивания и обмана. Чуть сильнее стали националисты - и они тут же принимают меры к ограничению миграции, тем самым слегка помогая местным и запугивая меньшинства, которые боятся как утратить всякие права, так и стать жертвами репрессий, а порой и депортаций. Но капиталу не нужен излишний перевес любой из сил, и власть скоро переходит к либералам. Они ослабляют репрессии против меньшинств, тем самым слегка улучшая их положение, и несколько увеличивают приток мигрантов, этим увеличивая безработицу и понижая зарплаты среди белых. Рабочий класс полностью расколот и обессилен. Мигранты и меньшинства боятся репрессий, чувствуют значительную массовую враждебность, а потому готовы работать за гроши и преданы своим номинальным покровителям, которые на деле отстаивают интересы крупного капитала. С другой стороны и местные всё время живут в страхе потерять работу, ненавидят меньшинства и мигрантов, с которыми они вынуждены конкурировать, и также зависят от мелких подачек буржуазных политиков. В такого рода системе расизм и "борьба с расизмом" являются неразделимыми элементами единого целого, где в основе лежит господство капитала на рынке с избытком рабочей силы.
Буржуазная пропаганда не только скрывает объективные противоречия, но и организует противоречия мнимые. Вместо деления на классы массе навязывают раскол по искусственным признакам в форме известной "политики идентичности". Раса, национальность и пол объявлены важнейшими элементами общества. Чернокожие едины с чернокожими, а женщины едины с женщинами, пусть даже одни из них рабочие, а другие капиталисты. Далее чернокожие противопоставляются белым, а женщины - мужчинам, хотя среди последних опять же есть представители разных классов. Чтобы вызвать конфликт, используется та же тактика "хороший полицейский, плохой полицейский". Одна сторона запугивает женщин, требуя мракобесного патриархата, а другая представляется защитниками женщин от злых мужчин, которые то массово насилуют женщин, то мешают им продвигаться по службе. Тем самым женщины становятся враждебны мужчинам, а мужчины начинают испытывать ответную враждебность. Тот же метод используется в расовых вопросах: эксплуатация рабочих капиталистами подменяется угнетением чернокожих белыми. К пропагандистскому вранью добавляются мелкие подачки в виде разного рода квот по признаку пола или расы, которые не вносят никаких радикальных изменений, но ещё больше раскалывают массы.
Современное положение полностью деморализует массы. Услужливо ожидая подачек и защиты от капиталистов, они теряют уважение к себе. Поставив всю свою жизнь в зависимость от капиталистов, они теряют способность мыслить и действовать самостоятельно. Массы привыкли бороться со своими собратьями за благоволение капиталистов; из-за этого они теряют всякую сплоченность и превращаются в сборище одиночек, беззащитных перед хаосом рынка. Утратив разум и человеческое достоинство, они прячутся за иллюзией мещанского спокойствия. Когда беспощадный капитализм срывает эту иллюзию, они начинают метаться, испуганные и потерянные, готовые ухватиться за любую химеру, и становятся лёгкой жертвой новых манипуляций капиталистов.
Такова система разобщения масс в эпоху неолиберализма. Она столь же отвратительна, сколь и и эффективна, поскольку обеспечила абсолютное торжество реакции и полный провал всех прогрессивных движений в мировом масштабе. Но ход развития общества исчерпал возможности этой системы, и ныне она находится в глубоком кризисе. Рассмотрим его механику и позиции основных действующих сил.
8. Система разобщающей иерархии не может выжить без постоянного экономического роста. Экономический рост создаёт места для подъёма в иерархии и предоставляет ресурсы для увеличения подачек, чем и обеспечивается покорность масс. Но эта же модель сильно ограничивает пространство для роста. Лишь часть населения занята производительным трудом, а остальные работают в непомерно раздутой сфере услуг или же ведут прямо паразитическое существование. Подачки паразитическим слоям не могут быть очень уж велики, и это ограничивает рынок сбыта. Система запутанной иерархии тормозит развитие производства, а часто и прямо его разрушает. По этим причинам модель неолиберальной иерархии зашла в тупик, ставший явным начиная с кризиса 2008 года.
Крупный капитал не умеет обеспечивать выход из системного кризиса, поскольку его представители слишком привязаны к прибылям, получаемым в прежней модели, и боятся их утратить. Поэтому перемены как правило обеспечиваются действием масс. Программа прогрессивных сил в ситуации международной зависимости разработана Марксом и Энгельсом ещё в середине XIX века применительно к революциям в Центральной Европе и ирландскому вопросу: нужно прежде всего выступить против такой зависимости. Пока пролетариат господствующих стран чувствует превосходство над пролетариатом стран угнетённых, между ними не может быть союза. Пока существует международная иерархия, люди будут грызть друг друга в попытках подняться повыше или сохранить своё положение. Поэтому единственный выход - упразднить иерархию и разрушить систему зависимости. Не должно быть стран грабящих и паразитических и стран ограбляемых, вместо этого нужна система национальных государств, так что капиталисты разных стран соперничают друг с другом, а пролетариат повсюду находится в примерно одинаковых условиях и потому может объединяться в международном масштабе. На смену единой буржуазии и расколотому пролетариату должны прийти расколотая буржуазия и единый пролетариат.
Но разлагающее действие системы подкупа и разобщения пагубно отразилось на сознательности и активности масс. Правящий класс помнил уроки прошлого прошлого и всеми силами старался избежать острых конфликтов, а потому массы не смогли своевременно начать борьбу за прогрессивные преобразования. С другой стороны, и левый авангард вконец потерялся в ухудшившейся ситуации. Вместо того, чтобы признать свою теперешнюю слабость и выдвинуть программу-минимум, без исполнения которой невозможен никакой прогресс, марксистские левые продолжали воображать, что живут в миг последней битвы с капиталом, в которой на их стороне якобы находится подавляющее большинство населения. Поэтому их программа утратила материальную основу. Любые проповеди пролетарского единства будут бессильны, пока пролетариат расколот по объективным материальным причинам. Марксисты защищают пролетариат в борьбе с буржуазией, но тут дело шло о мелкобуржуазных холуях капитала, которые хотели от хозяев чуть больше подачек. Левые пытались опираться на деградировавших мелких буржуа, как будто это были классические промышленные рабочие. В результате левые просто стали на сторону "хорошего полицейского" в спровоцированном буржуазией расколе. Поэтому левые не только не смогли предложить обществу альтернативу, но и оказались встроены в капитализм так тесно, что кризис капитализма погубил их самих.
9. После кризиса 2008 года крупная международная буржуазия полностью скупила западных левых. С одной стороны, капитализм испытывал теперь постоянные проблемы, и было полезно подчинить возможных вождей протеста. С другой стороны, покупка левых давала новые способы для обмана масс. До кризиса быстрый рост экономики позволял в основном успокоить население, и поэтому пропаганда могла открыто славить капитализм, а левые идеи вытеснялись и имели статус маргинальных. Но кризис сделал беды капитализма настолько очевидными, что их не скроешь никакой пропагандой. На новые подачки у капитализма нет денег, и поэтому их решили заменить духовной сивухой в левенькой обёртке.
Время безудержного восхваления капитализма прошло, теперь интересы капитала прикрываются левенькой фразой. Если для поддержания прибылей нужно выбросить огромные деньги на бессмысленное производство, то это прикрывается борьбой с глобальным потеплением. Если нужно устроить очередную серию шоковой терапии, то никто уже не говорит о безгрешности рынка и не осуждает тех, кто в рынок "не вписался", но дело наоборот подаётся под видом гуманной защиты людей от коронавируса. Обеднение масс подаётся под видом "ответственного потребления", а для их успокоения пропаганда всё время разглагольствует про заманчивый БОД.
Западные левые и их всепланетное охвостье с радостью включились в эту кампанию. Одни из них и раньше видели надежду только в работе на буржуазию, другие формально противостояли ей, но были связаны с буржуазным обществом и буржуазной идеологией всеми сторонами своей жизни и потому легко пошли на поводу, а третьи просто слишком глупы, чтобы самостоятельно проанализировать реальность и выработать программу.
Левый авангард продавался уже очень давно, начинается с Микеле ди Ландо и Луи Блана. Много раз оппортунисты нейтрализовали решительное движение рабочего класса с помощью мелких уступок и прямого обмана, много раз они прямо предавали рабочих в руки наступающей реакции, много раз они помогали вовлечь рабочих в агрессивные войны, где наиболее известно участие социал-демократов в развязывании Первой мировой. Бунтари 60-х поступили на службу западной буржуазии и обеспечили её благовидной маской "борцов за свободу и демократию", что помогло разрушить соцлагерь и развязать несколько грабительских войн. В современных условиях дело обстоит ещё хуже. Массы расколоты, деморализованы и привыкли ждать от буржуазии подачек, тем самым деморализуя и свой авангард. С другой стороны, растущий лишь вширь и отказавшийся от развития новых технологий капитализм вовсе не нуждается в думающих людях,. Это вызвало отупение интеллигенции, из которой раньше вербовались передовые кадры для левых. Поэтому деградация левых вышла на новый уровень, и подавляющее большинство левых групп способны лишь повторять стереотипные фразы и буржуазную пропаганду.
Абсолютная деградация западных левых видна по "борьбе с глобальным потеплением" и коронавирусной афере. Гретинов прославляет буржуазная пресса, им дают трибуну, их движение очевидным образом связано с крупным капиталом, который наживается на совершенно бесполезных "зелёных технологиях", их прямо поддерживает МВФ. Честные левые не могут иметь ничего общего с этими слугами капитала, но западные левенькие заходятся в восторге, называют оболваненных гретинов прогрессивным массовым движением и вслед за буржуазной пропагандой визжат об ужасах глобального потепления. С коронавирусной аферой дело обстоит ещё хуже
Подавляющее большинство западных левых в вопросе коронавируса стали на сторону крайней реакции. Взахлёб и даже с преувеличениями они повторяют ложь буржуазной пропаганды об ужасах вируса и этим помогают держать в страхе массы. Они требуют самого жёсткого карантина, тем самым давая буржуазии повод душить политические свободы и грабить народ. Они болтают о социалистическом выходе из коронавирусного кризиса, но поскольку весь этот кризис - сплошное наступление реакции, то такая болтовня играет на руку именно реакции, которая перестраивает мир в своих интересах. Массы с изрядным скептицизмом смотрят на коронабесие и обоснованно боятся, что коронакризис сильно ударит по их положению. Левые могли бы оформить и возглавить это движение, выступив против коронавирусного путча и встать на защиту масс. Вместо этого левые прямо предали массы, с энтузиазмом включившись в коронавирусную кампанию на стороне буржуазии. Все левые, которые так поступили, - враги масс и прислужники реакции. С таким "авангардом" не может быть никакой борьбы за прогрессивную программу.
10. Поскольку левые перешли на сторону реакции, а развитие общества должно продолжаться, прогресс пошёл запутанными обходными путями. Резервы рабочей силы в Китае в основном исчерпались, и она начала дорожать, тем самым ударив по прибылям. В то же время промышленный рост под руководством неолиберального капитала привёл к росту национальной буржуазии многих стран - от Китая до Турции, - и ей уже тесно в рамках старых порядков. Стихийное сопротивление масс в значительной мере ограничило неолиберальную экспансию, но у них не хватило сил и способностей создать альтернативную модель развития. Война на Донбассе положила предел неолиберальному империализму. Столкнувшийся с пределами роста капитализм оказался в кризисе, и разные слои буржуазии грызутся между собой, нащупывая пути дальнейшего развития.
В результате вышли на поверхность противоречия между национальными капиталами разных стран, и торговые войны ведут не только Китай и США, но и Япония с Южной Кореей. Часть буржуазии Запада поняла, что рост вовне прежними темпами невозможен, время экспансии прошло, система всемирного господства стоит дорого и даёт всё меньше результатов, и решила использовать внутренние резервы и развивать собственную промышленность. Это вполне соответствовало программе старых националистов, которые в страхе перед Третьим миром пытались от него отгородиться. Таким образом возник блок части крупного капитала, мелкой и средней буржуазии, ориентированной на местный рынок, и части рабочего класса, который был заинтересован в развитии местной промышленности и опять-таки в ограничении международной конкуренции. Они начали сокращать масштабы миграции и поощрять свою промышленность торговыми войнами и протекционизмом.
В противостоянии с неолибералами-глобалистами западные националисты являются безусловно прогрессивной стороной. Националисты хотят развивать местную промышленность, глобалисты - продолжить паразитическое существование. Торговые войны националистов раскалывают единство международного капитала. Националисты сократили налог на импорт капитала, тем самым одновременно ослабив стремление капитала грабить другие страны и уменьшив масштаб подкупа местного населения за счёт награбленного. Националисты выступают за сворачивание агрессивных авантюр, глобалисты хотят продолжать прежний безудержный и безумный империализм. Националисты выступают против коронабесия и грабительского карантина, глобалисты организовали и изо всех сил поддерживают эту аферу. Единственным преимуществом номинально-левой обслуги глобалистов были иногда бросаемые массам подачки (хотя подачки за счёт ограбления других стран - сомнительное достоинство), но сейчас не обещают даже этого, глобалисты планируют только грабить массы под предлогом коронавируса и борьбы с глобальным потеплением.
Мысль о прогрессивности националистов вызывает истерику у левеньких тупиц, которые уже давно сознательно или несознательно превратились в охвостье международного капитала. Но здесь нет ничего принципиально нового: в борьбе с империализмом вполне допустимо участие национальной буржуазии. Националистов любят клеймить фашистами, хотя фашизм - это агрессия, а наиболее агрессивную политику проводят глобалисты, отмеченные организацией реакционных переворотов и поддержкой колониальных террористических режимов.
Прогрессивность националистов вовсе не означает, что нужно бежать у них на поводу. Напротив, нужно самостоятельно выдвигать наиболее прогрессивную программу и критиковать националистов за реакционные элементы и непоследовательность. Националисты пытаются развивать местную промышленность, но делают это медленно и неэффективно из-за рыночного хаоса и ограничений мировой капиталистической системы, против которой они боятся выступить всерьёз. Развитие промышленности националистами идёт в комплекте с ограблением масс, и нужно выдвигать альтернативу с заботой о массах. Националисты отказываются от наиболее агрессивных авантюр, но только из-за их сугубой дороговизны и неэффективности, но они всё равно планируют сохранить крупные империалистические блоки и огромные военные расходы. Националисты выступают против коронабесия, но очень непоследовательны, не смеют прямо разоблачить лживость этой кампании и выступить против организовавших её слоёв буржуазии. Обо всём этом нужно говорить, а при конфликтах прогресса и реакции использовать старый принцип "врозь идти, вместе бить".
Современная эпоха - это саморазрушение неолиберальной системы, но в ней нет стороны, которая заслуживала бы полной поддержки. Националисты очень тесно связаны с дремучей реакцией, поддержка их массами - частична и вынужденна. Если массы смогут действовать самостоятельно, то надо ориентироваться на них. Главный принцип сейчас - поддержка прогрессивных требований, а вовсе не безоговорочная поддержка националистов.
Важнейшей задачей вменяемых левых должно быть размежевание с буржуазным охвостьем под маской прогрессивности. Нужно объяснять массам, что коронабесие и гретинизм - обман, что левые защищают ценности буржуазной демократии, что они не отождествляют себя с вандалами, люмпенами и хипстерской клоунадой, что недопустимо раскалывать трудящихся по признакам расы и пола, что все, кто выдвигают эти реакционные требования - обманщики масс и слуги капитала и что такого рода обман дискредитирует левых и играет на руку правой пропаганде.
11. Главная проблема националистов в том, что они с одной стороны заинтересованы в поддержке масс - иначе у них просто не хватит сил - и потому вынуждены обеспечивать массам низкую безработицу, в частности, за счёт борьбы с мигрантами, но с другой стороны индустриализация Запада требует дешёвой рабсилы и высокой безработицы. Глобалисты решили эту проблему грабительским коронакризисом и, таким образом, сыграли на руку националистам. Если получившийся грабёж достаточен, чтобы удовлетворить основную массу капиталистов, то потрясения уже близки к концу. Возможно, что дело сведётся к очередной серии "хорошего и плохого полицейских", где глобалисты грабят народ коронакризисом и запугивают бунтами, а националисты предлагают им порядок (разумеется, выгодный буржуазии) и работу (разумеется, низкооплачиваемую и на плохих условиях - иначе не бывает при высокой безработице и неорганизованности масс). Если этот сценарий осуществится, левым достаточно объяснить суть дела и начать работать с нарождающимся промышленным пролетариатом - здесь их ждёт большой и быстрый успех.
Но возможен и другой вариант. Острый кризис капитализма и беспрецедентно наглый коронавирусный грабёж показывают, что международный неолиберальный капитал, возможно, не готов идти на уступки, принимая программу националистов, и настроен использовать всю имеющуюся у него власть для сохранения безраздельного контроля над миром. Обострённое внимание к вопросам расы, агрессивная демагогия с имитацией революционности, направленная на одуревшие мелкобуржуазные и люмпенские массы, открытое попрание демократических норм, тесная связь с агрессивным империалистическим капиталом, - всё это выглядит как оригинальная форма классического фашизма. И если дело дойдёт до попытки фашистского переворота, то стоять в стороне нельзя и нужно определиться с позицией.
12. В случае неолиберального переворота в любой стране все прогрессивные силы должны однозначно и безусловно выступить против и не бояться объединения с любыми союзниками. Неолиберальный капитал безраздельно правит миром уже 30 лет и несёт ответственность за все успехи реакции в это время, он разрушил десятки стран и довёл до нищеты сотни миллионов людей, он поддерживал реакционнейшие диктатуры и развязывал войны, он оболванивал человечество и уничтожал культуру. Он всегда был главной угрозой прогрессу, а сейчас, когда кризис обострился, то стал ещё опаснее и хочет отбросить всякие преграды. Буржуазная демократия Запада была известным препятствием для агрессии - хотя массы были и не прочь получать подачки от эксплуатации других стран, они всё же последовательно выступали против крупных войн с их огромными материальными затратами и человеческими потерями. Запад поддерживался в качестве витрины, которая давала картину известного благополучия и демократических свобод. Теперь международный капитал собирается отбросить эту ширму и ограбить собственную массовую базу, чтобы направить награбленные ресурсы на безудержную агрессию и спасение тонущего неолиберализма.
Последствия такого переворота будут катастрофическими. Уничтожение буржуазной демократии снимет всякие барьеры на пути реакции. Огромная военная машина Запада из пассивной угрозы станет активным орудием убийства и насилия. Колоссальное экономическое и политическое влияние Запада станет орудием совершенно безудержного натиска реакции по всем направлениям, а награбленные ресурсы придадут ей новых сил. Войны и фашистские перевороты в десятках стран, новый безудержный поток грабительских рыночных реформ, колоссальная нищета и хаос, которые будут давить военной силой и открытой диктатурой - это прямая и непосредственная угроза, стоящая сейчас перед человечеством. Коронавирусный путч показал, что капитал не остановится ни перед чем и настроен на безудержную агрессию в мировом масштабе. При этом уже не будет роста производства, который ранее давал некоторую стабильность и прогрессивность неолиберальной системе. Разговоры об "устойчивом развитии" и "зелёных технологиях" прямо показывают, что неолиберальный капитал отказывается развивать производство, поскольку это ведёт к понижению нормы прибыли. Под угрозой основа существования человечества - развитие производительных сил.
Реакция встречает закономерное противодействие. Массы и часть буржуазии Запада не хотят становиться жертвами грабежа и пушечным мясом в мировой бойне. Поэтому они выступают против коронабесия и безумных авантюр. Это открывает возможности для прогрессивной борьбы. Неолиберальный капитал зажат в угол, его всемирная империя рушится, недавние союзники отпадают один за другим, и ныне он находится под угрозой в самом своём логове - это даёт надежду нанести ему решающий удар. В случае разрушения этой всемирной грабительской машины реакция всех стран мира останется без своей главной опоры, и это откроет огромный простор для действия прогрессивных сил.
Не надо иллюзий, даже в этом случае мы окажемся только в самом начале пути. Как падение фашизма вовсе не стало концом истории, так и сейчас неизбежно сохранится капитализм, и борьба с ним займёт ещё десятилетия. Но надо сделать первый шаг и положить конец полувековому наступлению реакции.
Недавние бунты были особенно масштабными и агрессивными из-за последствий коронакризиса, который сильнее всего ударил по самым бедным. Эти бунты добились известных успехов: карантин начали снимать активнее, встал вопрос об ограничении произвола полиции, вероятны и небольшие материальные подачки. Это максимум достижений для столь хаотичного протеста.
2. Примерно через неделю после начала буржуазия перехватила контроль над протестами. Это видно по тому, что они стали гораздо менее агрессивными, вместо погромов начался дешёвый балаган со стоянием на коленях, вырос размах буржуазного лицемерия, а буржуазная пресса начала активно поддерживать протестующих. Очевидна управляемость протестов в Европе - когда в Амстердаме, Берлине и Копенгагене люди выходят со стереотипными плакатами на английском языке, то дело явно не в реакции на местные проблемы. Перехват контроля имел две цели: сделать протесты безопасными и использовать их в своих интересах.
Чем более управляемыми становились протесты, тем агрессивнее возрождалась коронавирусная афера. Сначала буржуазная пропаганда вообще ненадолго забыла про вирус, затем её карманные "эксперты" выдали фантастически наглое предложение выходить на демонстрации против расизма во имя борьбы с вирусом, а когда протесты были вполне поставлены под контроль, то буржуазия тут же начала вновь нагонять панику про "вторую волну вируса". Поскольку мировая система капитализма едина, то эти изменения сразу отразились во всём мире: ограничения сняли в том числе в России, а "вторую волну" объявили также в Азии.
3. При буржуазной демократии существует разделение труда, где одни политики действуют кнутом, выступая за агрессивное подавление недовольства, а другие пряником, отчасти поддерживая протестующих и успокаивая их обещанием мелких уступок. Номинально-левое крыло специализируется на контроле за не-белыми, а номинально правое - на контроле за белыми бедняками. Это различие крайне условно: там, где протесты опасны, а власть принадлежит партии пряника, она давит их силой по заветам партии кнута.
4. Масштаб протестов не столь велик для стран, в которых живут десятки и сотни миллионов людей. Протесты хаотичны, не сплочены серьёзной организацией, идеологически беспомощны и не выдвигают сколько-нибудь подробную программу решения общественных проблем. Героические борцы с империализмом Колумба молчат по поводу современных военных баз, противники финансирования полиции не говорят про военные бюджеты. Почти не упоминаются стандартные для самой умеренной социал-демократии лозунги - трудовые права, социальные выплаты, доступные и качественные образование и медицина. Ничего не говорится про проблемы коронакризиса - безработицу и ограничение демократических прав. Таким образом, текущие протесты сильно уступают многим протестам последних лет и десятилетий, которые были лучше организованы, более многочисленны, более явно выступали против капитализма и империализма, но в итоге ничего не добились. Поэтому было бы странно ждать значимых успехов от текущих протестов в их теперешней форме.
5. Среди беднейших слоёв общества присутствуют как пролетарии, способные помочь общественному прогрессу, так и люмпен-пролетарии - деклассированные элементы, причиняющие лишь вред:
Люмпен-пролетариат, представляющий собой отбросы из деморализованных элементов всех классов и сосредоточивающийся главным образом в больших городах, является наихудшим из всех возможных союзников. Этот сброд абсолютно продажен и чрезвычайно назойлив. Если французские рабочие во время каждой революции писали на домах: «Mort aux voleurs!» — «Смерть ворам!» — и многих из них расстреливали, то это происходило не в силу их благоговения перед собственностью, а вследствие правильного понимания того, что прежде всего необходимо отделаться от этой банды. Всякий рабочий вождь, пользующийся этими босяками как своей гвардией или опирающийся на них, уже одним этим доказывает, что он предатель движения.
(Энгельс, предисловие к "Крестьнской войне в Германии".)
Смешение пролетариев и люмпенов - излюбленный приём буржуазной пропаганды. С одной стороны, откровенные реакционеры показывают деградировавших и опасных для общества люмпенов и пытаются уверить, что таковы все пролетарии. С другой стороны, добренькие радетели о народном благе подают защиту угнетённых в форме защиты люмпенов, тем самым придавая борьбе за интересы пролетариата абсурдные формы и подыгрывая реакционной пропаганде.
6. Мелкобуржуазные обыватели в подавляющем большинстве ещё не сказали своего слова. Они недовольны текущим кризисом и поэтому отчасти сочувствуют протестам. Но ещё больше они боятся потерять остатки хрупкого благополучия. Поэтому если протесты и общий хаос в обществе продолжатся, обыватели захотят полицейских мер и поддержат партию порядка, как это было на выборах 1968 года (1, 2).
Это общая характеристика подобных процессов в обществе буржуазной демократии; здесь всё достаточно типично. Теперь рассмотрим своеобразную структуру общества, возникшую в эпоху неолиберализма.
7. Капитализм часто включает в себя реакционные архаичные элементы, но они не являются его неотъемлемой частью. Так, систематический официальный расизм был частью "классического" империализма, когда с его помощью обеспечивалось подчинение угнетённых рас и народов. Но к концу 60-х годов классический империализм был почти полностью разрушен с провалом множества колониальных войн и распадом колониальных империй. Угнетение народов на основе прямой силы и грубых запретов стало неэффективным, и поэтому классический расизм также был в основном устранён. В свете этого выглядит нелепым постоянное поминание старых травм, рабства и сегрегации. Событиями седой древности нельзя непосредственно объяснять современность. Крепостное право в Российской империи было отменено примерно тогда же, когда и рабство в Америке, но народ определённо не испытывает ненависти к помещикам и их потомкам. Москвичей не оскорбляет торт "Наполеон", и тем более никого не беспокоит, что английское слово "slave", раб, происходит от слова "славяне" и что аналогичное происхождение имеет итальянское "чао".
С отменой официальных ограничений классовое неравенство никуда не делось, представители ранее угнетённых рас по большей части попали в ряды формально полноправных, но бедных и угнетённых народов. Таким образом, унаследованное от докапиталистических формаций официальное неравенство сменилось типично буржуазным экономическим неравенством при формальном равноправии. Но затем возник неолиберальный капитализм, породивший совершенно новую форму расизма.
В неолиберальную эпоху крупный международный капитал контролирует весь мир. Таким образом на рынке рабочей силы достигается огромный перевес предложения над спросом, что позволяет эффективно раскалывать и сталкивать друг с другом различные группы трудящихся масс. Национальные и культурные различия дали таким манипуляциям очень хорошее прикрытие.
Современный мир един, но в нём существует сложная многоуровневая иерархия. Есть страны капиталистического центра, которые живут за счёт сложного промышленного производства, контроля над мировыми финансами и империалистической ренты, новые промышленные страны с дешёвой рабочей силой, куда в последние десятилетия выводилось трудоёмкое производство, страны - поставщики сырья, разрушенные страны, которые поставляют на рынок трудовых мигрантов и ожидают своей очереди на освоение международным капиталом, и страны, которые капитал ещё не начал активно использовать и которые тем самым служат резервом на будущее. Эти категории причудливо переплетаются между собой и меняются в зависимости от обстоятельств: так, одна и та же страна может одновременно служить поставщиком сырья и мигрантов, одни районы в одной стране поставлять мигрантов для других районов, производители нефти с одной стороны принадлежат к сырьевой периферии, зависимы от мирового рынка и теряют капитал, а с другой стороны - благодаря завышенным ценам на нефть попадают в число эксплуататоров.
Далее следует ещё более запутанная внутренняя иерархия. Основа класса капиталистов - собственники и топ-менеджеры крупных корпораций, далее капиталисты помельче, которые не оказывают столь большого и непосредственного влияния на ход дел, но в совокупности не только богаты, но и влиятельны, далее многомиллионный слой привилегированной обслуги правящего класса - эти люди зависят от крупного капитала, но их положение стабильно и им гарантировано обеспеченное существование. Описанные выше слои распределены по всему миру, но концентрируются в основном в странах капиталистического центра, к которым в последнее время всё более приближаются страны Азии. Есть слой международной обслуги крупного капитала, который не вполне привязан к стране проживания и может часто переезжать. Промышленные рабочие стран центра достаточно обеспечены в силу высокой производительности местной промышленности и порой перепадающих крох империалистической ренты; если они состоят в сильных профсоюзах, это делает их положение ещё лучше. Но эта категория крайне уязвима к переносу производства в другие страны и за его счёт в значительной мере разрушена. К ним примыкают широкие слои наёмных работников разного уровня доходов - от мелких офисных клерков до работников супермаркетов и чернорабочих. Промышленные рабочие и наёмные работники "широкого спектра" сходного типа многочисленны и в более бедных странах, но там они не имеют доступа к империалистической ренте.
Во всех странах существует многочисленная мелкая буржуазия, обыкновенно страдающая от колебаний рынка и конкуренции крупного капитала. Порой мелкая буржуазия - это просто наследие прошлого, ещё не упразднённое прогрессом, но она также постоянно порождается в современную эпоху. Мелкий собственник не мыслит жизни без рынка и потому является идеальной политической опорой для крупного капиталиста. Поэтому буржуазия часто плодит мелких буржуа с помощью заниженных налогов и дешёвых кредитов. Буржуазный идеал поощряет к занятию мелким бизнесом широкие слои обывателей. Постоянное разрушение старого общества, в ходе которого открывается простор для экспансии капитала, порождает огромные люмпенизированные массы без устойчивых занятий и социального положения, и они также часто перебиваются мелким бизнесом - вспомним массовую торговлю 90-х; подобное явление ещё более распространено в самых бедных странах с их огромным количеством уличных торговцев и мелких производителей. Наконец, в слаборазвитых регионах ещё существует огромная и нищая архаичная крестьянская масса, которая обречена на скорый разрыв со своим традиционным положением и служит резервом рабочей силы для будущего развития.
Движение капитала, развитие экономики и миграция связывают эту запутанную картину единой сетью. Люди едут из бедных стран в богатые, причём может существовать многоуровневая иерархия: украинцы едут в Польшу, а поляки - в Германию. Далее существует разделение между постоянными мигрантами и сезонными, среди постоянных - между легальными и нелегальными, а также между теми, кто освоился в культуре новой страны, и теми, кто к ней ещё не привык и может существовать только в привязке к диаспоре. В странах, из которых происходит много мигрантов, формируется дополнительный слой людей, которые ждут возможности эмигрировать. Наряду с конкуренцией наёмных работников за привилегированные места в международной иерархии существует конкуренция стран за привлечение международного капитала. Неолиберальный капитал так силён, а альтернативные модели так слабы и бездарны, что экономическое развитие мыслится только с помощью неолиберального капитала, и разные страны наперебой предлагают ему наилучшие условия: свободу от налогов и ограничений, дешёвую рабочую силу, возможность беспрепятственно грабить национальное достояние. В случае любых препятствий капитал может перейти в страны с более благоприятными условиями и оставить покинутые страны в упадке, поскольку способность развиваться самостоятельно они в основном утратили.
Этот запутанный экономический механизм создаёт райские условия для политического господства буржуазии. Во-первых при наличии общего экономического роста есть надежда перейти в более высокую категорию, и это предотвращает вспышки недовольства масс. Можно переехать в страну побогаче, нелегальный мигрант может легализоваться и выучить язык, получив благодаря этому работу получше, а дети его будут воспитаны уже в местной культуре и благодаря этому поднимутся по социальной лестнице. Во-вторых экономическое разобщение в сочетании с национальными и культурными различиями открывает богатейшее поле для стравливания наёмных работников между собой, тем самым делая их совершенно безопасными для системы в целом. Мигранты конкурируют с коренным населением, понижая цену рабочей силы. Этот объективный экономический конфликт отчасти несознательностью масс, отчасти целенаправленной буржуазной пропагандой тут же облекается в национально-расовую форму. Коренное население начинает исповедовать взгляды в духе классического расизма, клеймя пришлых "дикарей", в то время как приезжающие из бедных стран поминают империализм и клеймят расизм. Но на деле у обеих категорий одна и та же цель: подняться выше в капиталистической иерархии и получить чуть больше благ, положенных жителям более привилегированных стран.
Формы конкуренции весьма разнообразны. Местный житель беден, но обладает гражданством страны центра и естественным образом владеет её языком и культурой, что позволяет ему легче искать работу. У мигранта может не быть гражданства и владения культурой, но он будет более энергичен и готов на любую работу. Жители регионов, пребывающих в упадке, будут злы на тех, у кого экономика работает лучше, пусть даже между ними нет никаких культурных барьеров. Внутри стран может существовать разделение на центр и периферию, так что периферия будет зла, а центр заинтересован в сохранении привилегий и потом будет рассказывать о дикости периферийных жителей, как это случается с Москвой и остальной Россией. Мигранты, живущие в стране много лет, будут злы на только что приехавших соотечественников, потому что те повышают предложение рабочей силы и тем способствуют понижению зарплат и безработице. Разные мигранты будут конкурировать между собой за внимание принимающих стран и демонстрировать разные преимущества: кто-то ближе по своей культуре, а кто-то приехал из стран, где господствует тот же язык. В Эстонии и Латвии введено разделение на полноправных местных и официально неполноправное славянское население. Жители стран Восточной Европы, которые поставляют мигрантов в более богатые страны, боятся конкуренции неевропейских мигрантов и прикрывают этот страх опять же расизмом. Помимо борьбы за возможность эмигрировать существует борьба за привлечение иностранного капитала, весь современный мир построен вокруг попыток подняться повыше в единой буржуазной иерархии. Поэтому в России, где население формально никак не связано с национальными и расовыми конфликтами на Западе, всё же так популярно расистское отношение к этим конфликтам: прославляя господство западных белых, российские белые хотят таким образом поднять свой статус в мировой иерархии. Место в иерархии становится своего рода капиталом, и его владельцы приобретают психологию мелких буржуа, пусть даже они и работают по найму.
Этот конфликт, имеющий в своей основе экономику и порой переплетённый с национальными и культурными различиями, а порой почти никак с ними не связанный, активнейшим образом используется буржуазной политикой и пропагандой для разобщения и стравливания масс именно в национальном и расовом ключе. Экономическая сторона дела тщательно скрывается, поскольку её понимание помогло бы действенному сопротивлению. Выпячиваются расовые, национальные и культурные различия, которые скрывают механизм раскола и придают ему абстрактную и абсолютную форму "конфликта цивилизаций", вместо конфликта классов и более мелких экономических групп говорят о конфликте культур. Вместо сплочения людей единой культурой внедряется идеология "мультикультурализма", где все культуры формально провозглашаются равноправными, но акцент делается на различия между ними, - по сути то же самое, что и прежний принцип "равные, но разные", которым прикрывалась сегрегация. Работа по вовлечению мигрантов в местное общество не ведётся, наоборот в той или иной форме поощряются диаспоры и разобщение. Сама болтовня про мультикультурализм сводит культуру к примитивным элементам типа национальной кухни и одежды, вовсю насаждается мракобесие. Нелегальный и временный статус множества мигрантов ещё больше затрудняет их объединение с коренным населением и потому выгоден капиталу.
Всё это используется в политике. С одной стороны существуют политические силы, осуждающие мигрантов, критикующие захват ими рабочих мест и мигрантскую культуру. За ними стоит местная мелкая и средняя буржуазия, а также значительная часть местных рабочих - все, кто страдает от конкуренции со странами Третьего мира и выходцами из них. В пропаганде такого рода националистов значительную роль играет представление мигрантов и меньшинств дикарями и прочие формы классического расизма, который, однако, опирается на совсем другую экономическую почву - дело не в колониальном грабеже, как то было раньше, а в международной конкуренции. С другой стороны работают защитники меньшинств, массовую базу которых составляют собственно эти меньшинства, а также те слои местного населения, которые не испытывают конкуренции меньшинств, получают подачки от эксплуатирующего меньшинства крупного капитала или эксплуатируют их сами как разного рода домработниц и чернорабочих. На словах идеалы этой группы прекрасны, но на деле она непосредственно представляет международный капитал, работает на разобщение масс и снабжает буржуазию дешёвой рабочей силой. Своим обличением расизма она одновременно противопоставляет различные меньшинства большинству и делает их зависимыми от себя.
Разного рода подачки и угрозы неотъемлемо связаны с этой подлой системой разобщения, запугивания и обмана. Чуть сильнее стали националисты - и они тут же принимают меры к ограничению миграции, тем самым слегка помогая местным и запугивая меньшинства, которые боятся как утратить всякие права, так и стать жертвами репрессий, а порой и депортаций. Но капиталу не нужен излишний перевес любой из сил, и власть скоро переходит к либералам. Они ослабляют репрессии против меньшинств, тем самым слегка улучшая их положение, и несколько увеличивают приток мигрантов, этим увеличивая безработицу и понижая зарплаты среди белых. Рабочий класс полностью расколот и обессилен. Мигранты и меньшинства боятся репрессий, чувствуют значительную массовую враждебность, а потому готовы работать за гроши и преданы своим номинальным покровителям, которые на деле отстаивают интересы крупного капитала. С другой стороны и местные всё время живут в страхе потерять работу, ненавидят меньшинства и мигрантов, с которыми они вынуждены конкурировать, и также зависят от мелких подачек буржуазных политиков. В такого рода системе расизм и "борьба с расизмом" являются неразделимыми элементами единого целого, где в основе лежит господство капитала на рынке с избытком рабочей силы.
Буржуазная пропаганда не только скрывает объективные противоречия, но и организует противоречия мнимые. Вместо деления на классы массе навязывают раскол по искусственным признакам в форме известной "политики идентичности". Раса, национальность и пол объявлены важнейшими элементами общества. Чернокожие едины с чернокожими, а женщины едины с женщинами, пусть даже одни из них рабочие, а другие капиталисты. Далее чернокожие противопоставляются белым, а женщины - мужчинам, хотя среди последних опять же есть представители разных классов. Чтобы вызвать конфликт, используется та же тактика "хороший полицейский, плохой полицейский". Одна сторона запугивает женщин, требуя мракобесного патриархата, а другая представляется защитниками женщин от злых мужчин, которые то массово насилуют женщин, то мешают им продвигаться по службе. Тем самым женщины становятся враждебны мужчинам, а мужчины начинают испытывать ответную враждебность. Тот же метод используется в расовых вопросах: эксплуатация рабочих капиталистами подменяется угнетением чернокожих белыми. К пропагандистскому вранью добавляются мелкие подачки в виде разного рода квот по признаку пола или расы, которые не вносят никаких радикальных изменений, но ещё больше раскалывают массы.
Современное положение полностью деморализует массы. Услужливо ожидая подачек и защиты от капиталистов, они теряют уважение к себе. Поставив всю свою жизнь в зависимость от капиталистов, они теряют способность мыслить и действовать самостоятельно. Массы привыкли бороться со своими собратьями за благоволение капиталистов; из-за этого они теряют всякую сплоченность и превращаются в сборище одиночек, беззащитных перед хаосом рынка. Утратив разум и человеческое достоинство, они прячутся за иллюзией мещанского спокойствия. Когда беспощадный капитализм срывает эту иллюзию, они начинают метаться, испуганные и потерянные, готовые ухватиться за любую химеру, и становятся лёгкой жертвой новых манипуляций капиталистов.
Такова система разобщения масс в эпоху неолиберализма. Она столь же отвратительна, сколь и и эффективна, поскольку обеспечила абсолютное торжество реакции и полный провал всех прогрессивных движений в мировом масштабе. Но ход развития общества исчерпал возможности этой системы, и ныне она находится в глубоком кризисе. Рассмотрим его механику и позиции основных действующих сил.
8. Система разобщающей иерархии не может выжить без постоянного экономического роста. Экономический рост создаёт места для подъёма в иерархии и предоставляет ресурсы для увеличения подачек, чем и обеспечивается покорность масс. Но эта же модель сильно ограничивает пространство для роста. Лишь часть населения занята производительным трудом, а остальные работают в непомерно раздутой сфере услуг или же ведут прямо паразитическое существование. Подачки паразитическим слоям не могут быть очень уж велики, и это ограничивает рынок сбыта. Система запутанной иерархии тормозит развитие производства, а часто и прямо его разрушает. По этим причинам модель неолиберальной иерархии зашла в тупик, ставший явным начиная с кризиса 2008 года.
Крупный капитал не умеет обеспечивать выход из системного кризиса, поскольку его представители слишком привязаны к прибылям, получаемым в прежней модели, и боятся их утратить. Поэтому перемены как правило обеспечиваются действием масс. Программа прогрессивных сил в ситуации международной зависимости разработана Марксом и Энгельсом ещё в середине XIX века применительно к революциям в Центральной Европе и ирландскому вопросу: нужно прежде всего выступить против такой зависимости. Пока пролетариат господствующих стран чувствует превосходство над пролетариатом стран угнетённых, между ними не может быть союза. Пока существует международная иерархия, люди будут грызть друг друга в попытках подняться повыше или сохранить своё положение. Поэтому единственный выход - упразднить иерархию и разрушить систему зависимости. Не должно быть стран грабящих и паразитических и стран ограбляемых, вместо этого нужна система национальных государств, так что капиталисты разных стран соперничают друг с другом, а пролетариат повсюду находится в примерно одинаковых условиях и потому может объединяться в международном масштабе. На смену единой буржуазии и расколотому пролетариату должны прийти расколотая буржуазия и единый пролетариат.
Но разлагающее действие системы подкупа и разобщения пагубно отразилось на сознательности и активности масс. Правящий класс помнил уроки прошлого прошлого и всеми силами старался избежать острых конфликтов, а потому массы не смогли своевременно начать борьбу за прогрессивные преобразования. С другой стороны, и левый авангард вконец потерялся в ухудшившейся ситуации. Вместо того, чтобы признать свою теперешнюю слабость и выдвинуть программу-минимум, без исполнения которой невозможен никакой прогресс, марксистские левые продолжали воображать, что живут в миг последней битвы с капиталом, в которой на их стороне якобы находится подавляющее большинство населения. Поэтому их программа утратила материальную основу. Любые проповеди пролетарского единства будут бессильны, пока пролетариат расколот по объективным материальным причинам. Марксисты защищают пролетариат в борьбе с буржуазией, но тут дело шло о мелкобуржуазных холуях капитала, которые хотели от хозяев чуть больше подачек. Левые пытались опираться на деградировавших мелких буржуа, как будто это были классические промышленные рабочие. В результате левые просто стали на сторону "хорошего полицейского" в спровоцированном буржуазией расколе. Поэтому левые не только не смогли предложить обществу альтернативу, но и оказались встроены в капитализм так тесно, что кризис капитализма погубил их самих.
9. После кризиса 2008 года крупная международная буржуазия полностью скупила западных левых. С одной стороны, капитализм испытывал теперь постоянные проблемы, и было полезно подчинить возможных вождей протеста. С другой стороны, покупка левых давала новые способы для обмана масс. До кризиса быстрый рост экономики позволял в основном успокоить население, и поэтому пропаганда могла открыто славить капитализм, а левые идеи вытеснялись и имели статус маргинальных. Но кризис сделал беды капитализма настолько очевидными, что их не скроешь никакой пропагандой. На новые подачки у капитализма нет денег, и поэтому их решили заменить духовной сивухой в левенькой обёртке.
Время безудержного восхваления капитализма прошло, теперь интересы капитала прикрываются левенькой фразой. Если для поддержания прибылей нужно выбросить огромные деньги на бессмысленное производство, то это прикрывается борьбой с глобальным потеплением. Если нужно устроить очередную серию шоковой терапии, то никто уже не говорит о безгрешности рынка и не осуждает тех, кто в рынок "не вписался", но дело наоборот подаётся под видом гуманной защиты людей от коронавируса. Обеднение масс подаётся под видом "ответственного потребления", а для их успокоения пропаганда всё время разглагольствует про заманчивый БОД.
Западные левые и их всепланетное охвостье с радостью включились в эту кампанию. Одни из них и раньше видели надежду только в работе на буржуазию, другие формально противостояли ей, но были связаны с буржуазным обществом и буржуазной идеологией всеми сторонами своей жизни и потому легко пошли на поводу, а третьи просто слишком глупы, чтобы самостоятельно проанализировать реальность и выработать программу.
Левый авангард продавался уже очень давно, начинается с Микеле ди Ландо и Луи Блана. Много раз оппортунисты нейтрализовали решительное движение рабочего класса с помощью мелких уступок и прямого обмана, много раз они прямо предавали рабочих в руки наступающей реакции, много раз они помогали вовлечь рабочих в агрессивные войны, где наиболее известно участие социал-демократов в развязывании Первой мировой. Бунтари 60-х поступили на службу западной буржуазии и обеспечили её благовидной маской "борцов за свободу и демократию", что помогло разрушить соцлагерь и развязать несколько грабительских войн. В современных условиях дело обстоит ещё хуже. Массы расколоты, деморализованы и привыкли ждать от буржуазии подачек, тем самым деморализуя и свой авангард. С другой стороны, растущий лишь вширь и отказавшийся от развития новых технологий капитализм вовсе не нуждается в думающих людях,. Это вызвало отупение интеллигенции, из которой раньше вербовались передовые кадры для левых. Поэтому деградация левых вышла на новый уровень, и подавляющее большинство левых групп способны лишь повторять стереотипные фразы и буржуазную пропаганду.
Абсолютная деградация западных левых видна по "борьбе с глобальным потеплением" и коронавирусной афере. Гретинов прославляет буржуазная пресса, им дают трибуну, их движение очевидным образом связано с крупным капиталом, который наживается на совершенно бесполезных "зелёных технологиях", их прямо поддерживает МВФ. Честные левые не могут иметь ничего общего с этими слугами капитала, но западные левенькие заходятся в восторге, называют оболваненных гретинов прогрессивным массовым движением и вслед за буржуазной пропагандой визжат об ужасах глобального потепления. С коронавирусной аферой дело обстоит ещё хуже
Подавляющее большинство западных левых в вопросе коронавируса стали на сторону крайней реакции. Взахлёб и даже с преувеличениями они повторяют ложь буржуазной пропаганды об ужасах вируса и этим помогают держать в страхе массы. Они требуют самого жёсткого карантина, тем самым давая буржуазии повод душить политические свободы и грабить народ. Они болтают о социалистическом выходе из коронавирусного кризиса, но поскольку весь этот кризис - сплошное наступление реакции, то такая болтовня играет на руку именно реакции, которая перестраивает мир в своих интересах. Массы с изрядным скептицизмом смотрят на коронабесие и обоснованно боятся, что коронакризис сильно ударит по их положению. Левые могли бы оформить и возглавить это движение, выступив против коронавирусного путча и встать на защиту масс. Вместо этого левые прямо предали массы, с энтузиазмом включившись в коронавирусную кампанию на стороне буржуазии. Все левые, которые так поступили, - враги масс и прислужники реакции. С таким "авангардом" не может быть никакой борьбы за прогрессивную программу.
10. Поскольку левые перешли на сторону реакции, а развитие общества должно продолжаться, прогресс пошёл запутанными обходными путями. Резервы рабочей силы в Китае в основном исчерпались, и она начала дорожать, тем самым ударив по прибылям. В то же время промышленный рост под руководством неолиберального капитала привёл к росту национальной буржуазии многих стран - от Китая до Турции, - и ей уже тесно в рамках старых порядков. Стихийное сопротивление масс в значительной мере ограничило неолиберальную экспансию, но у них не хватило сил и способностей создать альтернативную модель развития. Война на Донбассе положила предел неолиберальному империализму. Столкнувшийся с пределами роста капитализм оказался в кризисе, и разные слои буржуазии грызутся между собой, нащупывая пути дальнейшего развития.
В результате вышли на поверхность противоречия между национальными капиталами разных стран, и торговые войны ведут не только Китай и США, но и Япония с Южной Кореей. Часть буржуазии Запада поняла, что рост вовне прежними темпами невозможен, время экспансии прошло, система всемирного господства стоит дорого и даёт всё меньше результатов, и решила использовать внутренние резервы и развивать собственную промышленность. Это вполне соответствовало программе старых националистов, которые в страхе перед Третьим миром пытались от него отгородиться. Таким образом возник блок части крупного капитала, мелкой и средней буржуазии, ориентированной на местный рынок, и части рабочего класса, который был заинтересован в развитии местной промышленности и опять-таки в ограничении международной конкуренции. Они начали сокращать масштабы миграции и поощрять свою промышленность торговыми войнами и протекционизмом.
В противостоянии с неолибералами-глобалистами западные националисты являются безусловно прогрессивной стороной. Националисты хотят развивать местную промышленность, глобалисты - продолжить паразитическое существование. Торговые войны националистов раскалывают единство международного капитала. Националисты сократили налог на импорт капитала, тем самым одновременно ослабив стремление капитала грабить другие страны и уменьшив масштаб подкупа местного населения за счёт награбленного. Националисты выступают за сворачивание агрессивных авантюр, глобалисты хотят продолжать прежний безудержный и безумный империализм. Националисты выступают против коронабесия и грабительского карантина, глобалисты организовали и изо всех сил поддерживают эту аферу. Единственным преимуществом номинально-левой обслуги глобалистов были иногда бросаемые массам подачки (хотя подачки за счёт ограбления других стран - сомнительное достоинство), но сейчас не обещают даже этого, глобалисты планируют только грабить массы под предлогом коронавируса и борьбы с глобальным потеплением.
Мысль о прогрессивности националистов вызывает истерику у левеньких тупиц, которые уже давно сознательно или несознательно превратились в охвостье международного капитала. Но здесь нет ничего принципиально нового: в борьбе с империализмом вполне допустимо участие национальной буржуазии. Националистов любят клеймить фашистами, хотя фашизм - это агрессия, а наиболее агрессивную политику проводят глобалисты, отмеченные организацией реакционных переворотов и поддержкой колониальных террористических режимов.
Прогрессивность националистов вовсе не означает, что нужно бежать у них на поводу. Напротив, нужно самостоятельно выдвигать наиболее прогрессивную программу и критиковать националистов за реакционные элементы и непоследовательность. Националисты пытаются развивать местную промышленность, но делают это медленно и неэффективно из-за рыночного хаоса и ограничений мировой капиталистической системы, против которой они боятся выступить всерьёз. Развитие промышленности националистами идёт в комплекте с ограблением масс, и нужно выдвигать альтернативу с заботой о массах. Националисты отказываются от наиболее агрессивных авантюр, но только из-за их сугубой дороговизны и неэффективности, но они всё равно планируют сохранить крупные империалистические блоки и огромные военные расходы. Националисты выступают против коронабесия, но очень непоследовательны, не смеют прямо разоблачить лживость этой кампании и выступить против организовавших её слоёв буржуазии. Обо всём этом нужно говорить, а при конфликтах прогресса и реакции использовать старый принцип "врозь идти, вместе бить".
Современная эпоха - это саморазрушение неолиберальной системы, но в ней нет стороны, которая заслуживала бы полной поддержки. Националисты очень тесно связаны с дремучей реакцией, поддержка их массами - частична и вынужденна. Если массы смогут действовать самостоятельно, то надо ориентироваться на них. Главный принцип сейчас - поддержка прогрессивных требований, а вовсе не безоговорочная поддержка националистов.
Важнейшей задачей вменяемых левых должно быть размежевание с буржуазным охвостьем под маской прогрессивности. Нужно объяснять массам, что коронабесие и гретинизм - обман, что левые защищают ценности буржуазной демократии, что они не отождествляют себя с вандалами, люмпенами и хипстерской клоунадой, что недопустимо раскалывать трудящихся по признакам расы и пола, что все, кто выдвигают эти реакционные требования - обманщики масс и слуги капитала и что такого рода обман дискредитирует левых и играет на руку правой пропаганде.
11. Главная проблема националистов в том, что они с одной стороны заинтересованы в поддержке масс - иначе у них просто не хватит сил - и потому вынуждены обеспечивать массам низкую безработицу, в частности, за счёт борьбы с мигрантами, но с другой стороны индустриализация Запада требует дешёвой рабсилы и высокой безработицы. Глобалисты решили эту проблему грабительским коронакризисом и, таким образом, сыграли на руку националистам. Если получившийся грабёж достаточен, чтобы удовлетворить основную массу капиталистов, то потрясения уже близки к концу. Возможно, что дело сведётся к очередной серии "хорошего и плохого полицейских", где глобалисты грабят народ коронакризисом и запугивают бунтами, а националисты предлагают им порядок (разумеется, выгодный буржуазии) и работу (разумеется, низкооплачиваемую и на плохих условиях - иначе не бывает при высокой безработице и неорганизованности масс). Если этот сценарий осуществится, левым достаточно объяснить суть дела и начать работать с нарождающимся промышленным пролетариатом - здесь их ждёт большой и быстрый успех.
Но возможен и другой вариант. Острый кризис капитализма и беспрецедентно наглый коронавирусный грабёж показывают, что международный неолиберальный капитал, возможно, не готов идти на уступки, принимая программу националистов, и настроен использовать всю имеющуюся у него власть для сохранения безраздельного контроля над миром. Обострённое внимание к вопросам расы, агрессивная демагогия с имитацией революционности, направленная на одуревшие мелкобуржуазные и люмпенские массы, открытое попрание демократических норм, тесная связь с агрессивным империалистическим капиталом, - всё это выглядит как оригинальная форма классического фашизма. И если дело дойдёт до попытки фашистского переворота, то стоять в стороне нельзя и нужно определиться с позицией.
12. В случае неолиберального переворота в любой стране все прогрессивные силы должны однозначно и безусловно выступить против и не бояться объединения с любыми союзниками. Неолиберальный капитал безраздельно правит миром уже 30 лет и несёт ответственность за все успехи реакции в это время, он разрушил десятки стран и довёл до нищеты сотни миллионов людей, он поддерживал реакционнейшие диктатуры и развязывал войны, он оболванивал человечество и уничтожал культуру. Он всегда был главной угрозой прогрессу, а сейчас, когда кризис обострился, то стал ещё опаснее и хочет отбросить всякие преграды. Буржуазная демократия Запада была известным препятствием для агрессии - хотя массы были и не прочь получать подачки от эксплуатации других стран, они всё же последовательно выступали против крупных войн с их огромными материальными затратами и человеческими потерями. Запад поддерживался в качестве витрины, которая давала картину известного благополучия и демократических свобод. Теперь международный капитал собирается отбросить эту ширму и ограбить собственную массовую базу, чтобы направить награбленные ресурсы на безудержную агрессию и спасение тонущего неолиберализма.
Последствия такого переворота будут катастрофическими. Уничтожение буржуазной демократии снимет всякие барьеры на пути реакции. Огромная военная машина Запада из пассивной угрозы станет активным орудием убийства и насилия. Колоссальное экономическое и политическое влияние Запада станет орудием совершенно безудержного натиска реакции по всем направлениям, а награбленные ресурсы придадут ей новых сил. Войны и фашистские перевороты в десятках стран, новый безудержный поток грабительских рыночных реформ, колоссальная нищета и хаос, которые будут давить военной силой и открытой диктатурой - это прямая и непосредственная угроза, стоящая сейчас перед человечеством. Коронавирусный путч показал, что капитал не остановится ни перед чем и настроен на безудержную агрессию в мировом масштабе. При этом уже не будет роста производства, который ранее давал некоторую стабильность и прогрессивность неолиберальной системе. Разговоры об "устойчивом развитии" и "зелёных технологиях" прямо показывают, что неолиберальный капитал отказывается развивать производство, поскольку это ведёт к понижению нормы прибыли. Под угрозой основа существования человечества - развитие производительных сил.
Реакция встречает закономерное противодействие. Массы и часть буржуазии Запада не хотят становиться жертвами грабежа и пушечным мясом в мировой бойне. Поэтому они выступают против коронабесия и безумных авантюр. Это открывает возможности для прогрессивной борьбы. Неолиберальный капитал зажат в угол, его всемирная империя рушится, недавние союзники отпадают один за другим, и ныне он находится под угрозой в самом своём логове - это даёт надежду нанести ему решающий удар. В случае разрушения этой всемирной грабительской машины реакция всех стран мира останется без своей главной опоры, и это откроет огромный простор для действия прогрессивных сил.
Не надо иллюзий, даже в этом случае мы окажемся только в самом начале пути. Как падение фашизма вовсе не стало концом истории, так и сейчас неизбежно сохранится капитализм, и борьба с ним займёт ещё десятилетия. Но надо сделать первый шаг и положить конец полувековому наступлению реакции.
Комментариев нет:
Отправить комментарий